– Н-нет, – заикаясь, ответил Василий. Он ни в чем не был уверен, когда дело касалось «джьяду гумра». – Я не знаю. Иногда на меня что-то накатывает, я словно проваливаюсь в иной мир. Не полностью, лишь наполовину, но в такие моменты я плохо контролирую оба мира. Это... не знаю, как объяснить. И очень хочется попробовать еще.

– Очень хочется смеяться, но нельзя, – кивнув, сказала Кхайе.

– В каком смысле? – не понял ее Окоёмов.

– Это очень старая сказка. Про халифа, который стал аистом.

– Европейская сказка?

Девушка усмехнулась.

– В общем – да. Злой колдун дал халифу волшебный порошок, понюхав который, можно было превратиться в аиста. Для того чтобы снова стать человеком, нужно сказать волшебное слово. Но в этом колдовстве существовало одно условие: ни в коем случае, будучи в образе аиста, халиф не должен смеяться, иначе – нужное слово не вспомнить.

– Он засмеялся?

– Конечно. Иначе не было бы сказки. Но он встретил сову, которая оказалась заколдованной принцессой, и они вместе выведали у колдуна слово.

– Какое?

– Что?

– Какое было слово?

Кхайе загадочно улыбнулась. Ее глаза смотрели куда-то в темноту, а вот в них улыбки не было. Скорее там был страх.

– Ты ничего не видишь? Там? – она показала рукой.

На мгновение Окоёмову показалось, что у переднего борта кузова, в том месте, куда указывали дрожащие пальцы девушки, что-то промелькнуло. Но в следующее мгновение наваждение исчезло: ничего, кроме рассохшихся досок, там не было.

– Нет там ничего, успокойся. Наверное, тени от веток мелькают. Так какое слово?

– Теперь это слово вряд ли забудешь, даже если хохотать не переставая. Мутабор. Кстати, сегодня новолуние.

– При чем здесь Мутабор?! – последнюю реплику Кхайе он пропустил мимо ушей.

– Таким было слово. Это латынь, в переводе означает «изменяюсь».

Что означало слово «Мутабор», Окоёмов прекрасно знал. Он не понял, как название корпорации попало в старинную сказку. Или это слово из сказки прижилось в его мире?