То-то она камеру прилепила. Отправить в информаторий фильм о своем самоубийстве, извращенка.
— Дура!
— Сам дурак, — огрызнулась Мира. Судя по голосу, анестетик надежно глушил боль. Пока.
— Но нельзя же так!
— А как? Как? — Она даже пристукнула единственным кулаком по хрустнувшему обломку. — Лучше всех знаешь, да? Да? Чебуречник паршивый!
Слёзы растворяли горючку, липкие прядки приклеились к щекам. Она ещё не очнулась толком, ещё вся была во власти одной идеи; наверное, до сих пор прокручивала в мыслях: видеокамера — горючка — зажигалка — дотерпеть до конца… Похоже, она ещё не поняла как следует, что осталась с одной рукой.
Агею хотелось объяснить, что нельзя делать собственную смерть развлечением для тупых морд за окнами машин. Нельзя подставляться новостному каналу информатора, который из любого страдания и любого живого чувства делает гламурный клип, озвученный сытым голосом.
И что Ричард вовсе не хотел умирать, даже наоборот: он хотел жить, печь чебуреки, читать хвостатые закорючки и шептаться с посетителями о яхтах и картинках с небом. И что после его смерти просто неприлично самоубиваться, потому что жить, наверное, иногда сложнее, но надо жить хотя бы за него…
Но это было очень сложно сказать словами, поэтому он молчал. И смотрел на её перекошенное зареванное лицо. И машинально продолжал тереть бесчувственные пальцы.
Это и называется использовать. Она его использовала, чтобы забраться на крышу. А он, дурак, решил… А она всё время думала о той неведомой сволочи… кто он хоть? И ей было плевать, как он, Агей, будет выбираться обратно.
Сука.
Из рукава торчал запёкшийся обрубок и наискось срезанная бледная кость. Что это за штука, так аккуратно рассекшая плоть и мгновенно спёкшая сосуды — боевой лазер, что ли, вычищающий пространство над крышей? Но их же вроде уничтожили по договору еще лет двадцать назад…
Агея тошнило.
Интересно, когда эти мелкие гады, составляющие пелену, начнут разрушать организм? Здесь наверху их вроде бы нет, но какое-то количество они определённо зачерпнули, пока проходили сквозь слои…
Дезботовые камеры далеко. На что это будет похоже: язвы? удушье? постепенный паралич?
Копам не стоит беспокоиться. Отсюда три пути: самый быстрый и наверняка безболезненный — встать на крыше и подождать смертоносного луча. Еще можно спрыгнуть вниз, прямо в верхний слой. Говорят, крупную птицу он сжирает за две секунды; человека так быстро не съешь, но, может быть, удастся помереть от болевого шока, чтоб не лететь до земли орущей обглоданной тушкой. Наконец, можно остаться здесь и умирать медленно. Со вкусом.