– И я уверен, что картины, как если бы обладали собственным сознанием, пользуются своей уникальностью и проявленным вниманием, – продолжает он, понизив голос. – Они, точно вампиры, впитывают человеческие эмоции, радость, слезы, отчаянье и восхищение, становясь еще богаче и сильнее. Каждый последующий зритель получает волну не только авторского замысла и родниковой сути, которыми пропитана работа, но и отражение тысяч эмоций тех, кто восхищался картиной ранее. Восхищался или ругал, в данном случае векторы равносильны… И если мы хоть на секунду поверим, что картина жива, это будет означать, что породить ее способно исключительно нечто живое. Поэтому…

Муджалид прокашлялся, тактично привлекая внимание друга. Поерзал на своем месте во втором ряду, многозначительно нахмурился.

Осознав, что замолчал почти на минуту, Плотник хрустнул пальцами и потер виски.

– Простите. Память туманит рассудок, будь оно неладно… – Скрипнув стулом, он придвинулся к аудитории, высоко подняв голову. – Да, я пока не знаю наших новых задач. Но я знаю одно. Когда их время настанет, мы… или наши потомки явят миру чудо Цифры. Отделят тех, кто прикрывался текстами Поэтессы, от по-настоящему верящих в мощь Цифры. Заставят нейкистов иначе взглянуть на сверхсущность, которой они привыкли повседневно пользоваться, ничего не давая взамен… Когда случится этот момент? Я не знаю, и я снова честен с вами.

Он мягко поднялся на ноги, пригибая голову, чтобы не удариться о потолочный светильник. Люди, похожие на горсть уцелевших солдат императорской армии, выслушивающих последнюю перед атакой речь, жадно наблюдали за своим «генералом», впитывая каждое слово.

– Но до той поры я не перестану калибровать «Сингулярику», – поделился Плотник, звонко и уверенно хлопнув в ладоши. – Пока хватает сил, не перестану пополнять ее базы, настраивать «поплавки» и искать для Цифрового Творца самые качественные краски. И когда час Цифры пробьет, она сама объявит нам об этом…