Мир вокруг Плотника застыл, словно на одной из потрясающих картин «Сингулярики».

– Ты говоришь так, Искатель, – промолвил он, чувствуя каждую трещинку на пересохших губах, – словно если я откажусь, ты не станешь принуждать меня силой.

Человек в зеркальном шлеме молчал, вынув из-под красного плаща обе руки и опустив их вдоль тела, как послушный солдат на плацу. Мир продолжал стоять на месте, воздух пронизывали желтые сверкающие нити, сплетенные из цифр и незнакомых машинисту символов. Казалось, вся планета – от последнего нищеброда до первого верхолаза, – окаменела в ожидании, но Безликий молчал.

– Ты был прав тогда, в Либерти-Сити, – наконец сказал он, поднимая руки и медленно расстегивая сложные крепежи необычной маски. – Я не мог прозреть, пока не увидел сам.

Сняв шлем и уместив его на сгибе локтя, он позволил Орландо взглянуть в свои темно-голубые глаза. Холодные, скрывающие необъятный ум и цепкость характера, сейчас неспокойно сверкающие. В них отражались звезды, ведущие моряков домой…

Закусив губу, Бифорд всматривался в ожоги на лице чужака, в его волевой подбородок, изуродованный жадной термопеной, в ровный высокий лоб, аристократическую горбинку на носу. Всматривался так, словно хотел самостоятельно нарисовать по памяти портрет.

– Твоя душа изменилась, – кивнул он, стараясь не пялиться на увечья стоящего рядом верхолаза дольше дозволенного. – Но достаточно ли?

– А царь Амитабха прозрел за один день? – словно в виртуальной комнате, где предстал в образе католического священника, вопросом на вопрос ответил ему Искатель. – Прошу, Плотник. Покажи ее мне.

Ветер гудел над бункером, обещая скорую смену погоды. Ветер судьбы завывал в тесной комнате картинной галереи, тоже обещая перемены. Декомпилятор украдкой косился на собеседника, пытаясь найти в нем очередное сходство с человеком, когда-то поставившим крест на изысканиях «Кромлеха».

– Все в порядке? – поинтересовался Муджалид через внутреннюю сеть.

– Все в порядке, – успокоил его товарищ.

Нет, Цифра не поселилась во взгляде изуродованного незнакомца. Не снизошла из цифровых глубин непоколебимая вера, каковой ее привыкли лицезреть Бифорд и его люди. Но и равнодушным этот взгляд назвать было нельзя. Нельзя было назвать отстраненным или прагматично-недоверчивым.

Если Безликий и пришел на забытый остров человеком, готовым продавать чудеса на развес, картины «Сингулярики» изменили его. Вдохнули что-то новое, что-то целеустремленное, связанное с будущим. И впервые за две недели душа Плотника дрогнула, вдруг почувствовав дыхание новой жизни. Дыхание грядущего, вдруг опутавшее не только движение декомпиляторов, но и весь нейкизм.