Багиров захотел убить Большого Пепса. И, заодно, чтобы два раза не вставать, – Шурупа. Простое человеческое желание… И лишь в самый последний момент какая-то часть Абдуллы Багирова завопила: «ЗАЧЕМ???»

Он услышал вопрос. И не смог на него ответить.

Надо было убрать нож. Надо было тихонько залезть в спальник и всерьез поразмыслить о состоянии собственной психики.

Он не смог. Окаменел, застыл с ножом в руке. Пальцы не хотели разжиматься, не хотели отпускать стиснутую рукоятку ножа.

Медленно, словно преодолевая сопротивление невидимого, но мощного эспандера, Багиров подтянул руку с ножом ко рту. И впился зубами в мякоть ладони, рядом с большим пальцем. Глубоко впился, до крови.

Боль отрезвила. Рука разжалась, нож упал, тихонько звякнув о камни. Шуруп что-то пробормотал во сне.

Сержант облизнул губы и почувствовал вкус собственной крови. Рука должна была болеть неслабо, но уже не болела. Какой-то краешек сознания отмечал: с ладонью не все в порядке, – но боль Багиров прекратил ощущать, едва разжал зубы.

Вой… Это все проклятый вой. Страж Бырранги не сдох, он приветствует старого знакомца. Пока что издалека, еле слышно. Но стоит лечь, стоит закрыть глаза, – вой становится громче и громче, разрывает уши и терзает мозг… Баг будил этой ночью Шурупа и Пепса, когда вой стал вовсе уж нестерпимым, но они опять ничего не услышали, хитрая трехглазая тварь немедленно замолчала…

Ладно… Ладно… Он ляжет, он заберется в спальник, хотя уснуть, конечно же, не удастся, но он ляжет и будет сторожить сам себя – от себя же.

Ложись, Баг, ложись… Он уговаривал себя, как мать уговаривает избалованного ребенка, затем вдруг разозлился и гаркнул: ложись же, сука!

Вроде помогло… Он подобрал нож левой рукой, – и тут же, мгновенно, не давая сам себе ни доли секунды на сомнения, вонзил клинок в горло Шурупа.

Артериальная кровь ударила тугим фонтаном и показалась в лунном свете черной, как нефть.

– Баг!!! Баг!!! – истошно вопил проснувшийся Пепс.

Сержант медленно повернулся к нему. Медленно вытащил нож из фонтанирующей раны.

– Баг! – крикнул Пепс значительно тише. – Просыпайся, Баг!

Он помотал головой, стряхивая липкие клочья кошмара. И опасливо открыл глаза. Брезжил рассвет. Шуруп, живой и здоровый, пытался сложить костерок из остатков принесенных Иваном веток и что-то недовольно бубнил себе под нос.

С каждой секундой кошмар отступал, становился все менее реальным, превращался в смутное воспоминание. Пригрезится же такое… Лучше никому про сегодняшний сон не трепаться. А то еще, не ровен час, начнут связывать на ночь.