«Кому это тут денег жалко?» - переспрашивал Жорка, отоваривая бояр свиньями по их боярским шапкам.
«Мне, мне-э, мне-э-э, мне-э-э-э», - принялась блеять голая боярыня.
«Что за фигня?» - подумал во сне Сакуров, проснулся и подумал, что всё ещё спит, потому что увидел в окне физиономию боярыни с бородой и рогами. Окно находилось в ногах кровати, и в момент всякого своего пробуждения бывший морской штурман мог наблюдать рассвет или ранее с поздним утром – в зависимости от времени пробуждения – со всеми их колоритными данными, которые преподносила погода в условиях замкнутого двора, затенённого кронами полувековых ракит. Другими словами, определять точно качество погоды по утренним сумеречным оттенкам, блуждающим за окном, которое выходило во двор, было проблематично, зато всё остальное, происходящее во дворе более материально, нежели блуждание рассветных оттенков, просматривалось идеально. Будь то вороватая суета лихих людей, умирающий с похмелья Варфаламеев или вышеупомянутая голова боярыни с бородой, которая сейчас билась рогами в окно и противно блеяла.
«Да какая же это боярыня? – подумал Сакуров, окончательно утверждаясь в положительном качестве своего бодрствования. – Это коза…»
Как выяснилось позже – где-то к обеду – коза не зря блеяла и билась в окно рогами. Как определил консилиум, состоящий из Виталия Ивановича, Варфаламеева, Семёныча и Жорки, коза загуляла.
- Ну, брат, быть тебе козлёнком, - обрадовал Сакурова Семёныч, железно рассчитывая на магарыч за столь благую весть.
- Он хотел сказать – с козлёнком, - поправил собутыльника страждущий Варфаламеев.
- Или даже с двумя, - расщедрился Виталий Иваныч.
- Что, думаешь, она может разродиться близнецами? – уточнил Жорка, угощая собравшихся у крыльца Сакурова односельчан дорогими сигаретами.
- Ну, почему обязательно близнецами? – уклончиво возразил Виталий Иванович. – Это могут быть просто двойняшки. Или, если повезёт, тройняшки…
- А когда это будет? – с большим интересом спросил Сакуров. Его интерес касательно данного вопроса был тем больше, чем дольше надрывалась коза.
Надо сказать, весна в этом году случилась ранняя, и уже в первых числах апреля снег сошёл почти весь, обнажив чёрную пахотную землю и рыжие острова целины. В кронах ракит заливались скворцы, прибывшие на историческую родину из теплых краёв, и прочая птичья неперелётная мелочь, которая зимой предпочитала помалкивать, чтобы не застудить свои нежные пернатые глотки. В общем, весна в очередной раз радовала всякого желающего послушать что-нибудь приличней Орбакайте с Королёвой (80) своим хоровым разнообразием, но в данном конкретном случае всё дело портила коза. Она блеяла так невыносимо противно и с таким завидным упорством с минимальными паузами на судорожные вдохи, что усилия поющей про весну пернатой братии сводились на нет.