— Далеко пойдёт, — одобрительно заметил Иван Петрович и прищурился. — А вон и младшенький мой. Вовка! — крикнул он.
К ним подбежал взволнованный старшеклассник с широким лицом и цепкими глазами. Окинул Артура угрюмым взглядом и презрительно усмехнулся. Иван Петрович нахмурился.
— Ты чего здесь делаешь? — строго спросил он.
— Тренируюсь же, пап, — ответил Вова, — ещё целых три часа до начала.
— Марш домой, — сказал Иван Петрович, — тебе ещё переодеваться и сапоги мыть.
— Ну пап, — заканючил Вова, но отец рявкнул:
— Марш, я сказал!
Вова побрёл прочь, сунув руки в карманы. Иван Петрович развёл руками:
— Переживает. Днями напролёт тренируется, уроки запустил. А я разве не волнуюсь? Боюсь, как бы не переутомился…
Артур согласно покивал. Отступившая было тоска нахлынула вновь. Иван Петрович это заметил и сменил тему, спеша сгладить бестактность.
— Ты, Артур, про ремонт думал? Хотя бы ремонт для начала, а лучше и вовсе переехать. Живёшь в свинарнике, ни самому расслабиться, ни девушку пригласить…
— Да какие уж девушки, Иван Петрович, — возразил Артур.
— А то не знаешь! Люда из бухгалтерии с тебя глаз не сводит. Жалеет. На днях говорила — если бы Артур на меня внимание обратил, я бы ему помогла человеком сделаться. Погибает хороший парень, из-за единственной ошибки жизнь губит, — по лицу Ивана Петровича мелькнуло мечтательное выражение. — Романтиком тебя называет, — усмехнулся он.
Артур вздрогнул. Как всегда, слово «романтик» вызвало видение уныло оформленной витрины, на одной стороне которой выставлено рыбацкое и охотничье снаряжение, а на другой — спортинвентарь, игрушки и красные резиновые сапожки. Артур испуганно отбросил навязчивый образ: мысль о том, что его душа — прилавок, на котором пылятся в ожидании покупателя мало кому нужные вещи, была невыносима.
Он брёл за Иваном Петровичем, прислушиваясь к бульканью портвейна в пакете. Эти звуки направили мысли на привычные рельсы.
— Уеду я отсюда, — сказал он.
Иван Петрович удивлённо взглянул на него и похлопал по плечу.
— Ничего, — сказал он. — Придёшь сегодня?
Артур покачал головой, и Иван Петрович обиженно спросил:
— Неужели за моего сына поболеть не хочешь?