Клаудиа заползла в кресло, кинула одну голую ногу на другую, положила подбородок на кулак и печально смотрела Юджина.
— Мы следили, собирали информацию, — сбивчиво говорил тот, — ты же знаешь, я каждый день торчал на Пьяной Скале — зачем торчал, спрашивается? Я наблюдал, записывал всё вот сюда! — он постучал себя по голове.
— Значит, инопланетяне такие же, как мы? — спросила Клаудиа.
В дверь заколотили громче. Пьяные голоса стали злее.
— Да не такие же, нет, совсем другие… это только я такой. Я как машина, понимаешь? Они управляют мной с помощью кодов! Сбрасывают сверху бумажки или пишут прямо на стенах — буквы, цифры, значки…
Клаудиа тихонько оттолкнулась ногой от пола, и кресло проехало несколько дюймов к дверям, за которыми всё нарастал шум голосов.
— Ты должна верить мне! Бери девочку, и уходим!
— Почему же ты раньше не рассказал?
— Я ничего не помнил, я же говорю — блок в памяти!
— Вот оно что, — как бы в задумчивости сказала Клаудиа, снова отталкиваясь ногой от пола и проезжая ещё несколько дюймов.
— Милая, заклинаю тебя, просто поверь! Уходим отсюда! Они в любой момент могут послать мне последний код, и тогда сработает бомба!
— Какая бомба?
— Внутри меня биобомба!
— Ах вот оно что, — Клаудиа была уже совсем близко к дверям.
— Они давно наблюдали… решали, оставить вас на планете или прибрать её к рукам всю!
Пьяные голоса обещали Юджину, что вырвут ему ноги, если он немедленно не откроет.
— Мы уйдём из города, и она не сработает, потому что я не увижу код! Они сказали, что я не могу уйти один — только с тобой! Если ты идёшь — Рагомор получит ещё один шанс, и я стану обычным человеком, а те, кто послал меня, — уйдут и оставят Землю людям! Скорее, вставай, надо одеваться и идти, и не оглядывайся, не то — кто знает — вдруг превратишься в соляной столб!
Клаудиа действовала молниеносно. Она прыгнула к дверям, одним взмахом пальца сорвала щеколду, и Юджин не успел ничего сделать. Толпа ввалилась в комнату, как наводнение, прорвавшее плотину.
Они почти не били его — Клаудиа успела остановить. Здесь, в Рагоморе, её слово было главным.
— Вина! — потребовала она.