Появилось вино. Его было так много, что Юджину казалось, вся зала тонет в вине. Чьи-то руки держали его голову, пока вино лилось ему в рот. Он глотал, чтобы не захлебнуться, а когда ему давали подышать, он пытался что-то втолковать им про последний шанс, про инопланетян и биобомбу.
— Пей! Это мы тебе даём последний шанс! — рычали ему в ухо.
— Всем веселиться! — воскликнула Клаудиа.
Восторженный рёв был ей ответом. Нагая и прекрасная, танцевала Клаудиа на огромном дубовом столе, вино лилось ей в рот, красными ручьями стекало по её груди и животу, и теряющему сознание Юджину казалось уже, что это не Клаудиа, что это голый, окровавленный Моргенштерн кривляется в центре всех миров.
Вскоре о Юджине забыли. Он на четвереньках выбрался из дома, и бледный, дрожащий, прислонился к холодной стене. Перед глазами всё плыло.
Ему было уже всё равно. Он хотел только одного — уснуть.
— Тебе плохо?
Юджин с трудом разлепил веки и увидел перед собой Сэм. Словно стыдясь своего вчерашнего поступка, девочка надела строгий зелёный костюм. Она наклонилась над Юджином и погладила его по голове.
— Они тебя не очень били?
— Не очень, — выдавил Юджин.
— Надо идти домой, — грустно сказала девочка, — погода портится.
Юджин взглянул вверх и похолодел. Чёрная туча уже скрыла солнце, она почти полностью заволокла небо.
Над Рагомором печально растянулся гудок тепловоза — поезд прибыл на перрон, но едва ли кто-то пришёл встретить его.
— Ты можешь идти? — сочувственно спросила Сэм.
Юджин, пошатываясь, поднялся.
— Идём со мной, Сэмми.
— Куда?
— Не спрашивай ничего. Просто пошли.