– Прикрой меня! – крикнула Кайша.

Фалькон вытер пену со своих зеленых очков и выстрелил по солдату впереди. Оружие выпало у него из рук, пуля попала в замок. Кайша подожгла фитиль от тлеющей полки на мушкете Фалькона, сигнальная ракета, взвизгнув, взлетела над его головой и взорвалась коротким ярким звездопадом. Взрыв прокатился по лесу, испуганные гоацины неуклюже взлетели с насиженных мест. Пехотинцы обменялись жестами, и два последних каноэ развернулись и двинулись назад.

Затем две яркие вспышки, словно молния, пронзили воздух с обоих берегов и ударили по уходящим лодкам. С левой раздался пронзительный вопль, стрела из баллисты насквозь пробила гребцу-индейцу бедро: ужасная, смертельная рана. Вода покрылась рябью и разверзлась, откуда-то из-под воды всплыли тросы. Невидимые защитники тянули беспомощные каноэ к берегу. Солдаты пытались перерубить канаты штыками, но уже оказались в пределах досягаемости арбалетов. Град болтов уничтожил команду. Тех, кто прыгнул за борт, ища спасения, настигли лучники, бежавшие вприпрыжку вдоль берега. Высокие сапоги пехотинцев наполнялись водой и тянули их в черную глубину.

Погоня превратилась в беспорядочное бегство, попавшие в ловушку каноэ разворачивались, палили в сторону варзеа, пытаясь уплыть. Еще дважды наносила удар баллиста Зембы, один раз перевернув целую лодку. Солдаты и индейцы одинаково жалобно кричали, пока охотники-игуапа, зайдя по бедра в воду, стреляли в них, словно в рыбу, отравленными стрелами. Фалькон ощутил, как его тело содрогается от волнения и радости при виде чистой, спокойной действенности, с которой защитники Сидаде Маравильоза уничтожили всех врагов до единого. Но ликование Фалькона было неполным и недолгим. Хотя отряд под командованием Зембы отразил атаку с воды, но отряд из индейцев и наемников-кабокло нанес удар с суши и поджег плантации маниоки.

* * *

Мальчик направил пирогу между деревьев. Масляная лампа – фитиль в глиняном горшке на носу корабля – отражалась в темной воде. Глаза кайманов светились красным, а потом скрывались под ее поверхностью. Отец Квинн стоял в центре тростникового челна – черная фигура в темноте. Мальчику казалось, что Маир плывет над затопленным лесом. Обрывки фраз летели над водой, пылкие и нетерпеливые, огни в обсерватории то появлялись, то исчезали из виду, пока мальчик петлял среди корней и тропических зарослей. Рыба выпрыгнула из воды, мелькнув белым брюхом.

– Здесь, – тихо сказал Квинн. Пирога остановилась, не подняв даже ряби.

Льюис по колено в воде двинулся вброд в сторону света и голосов. Обсерваторию построили на возвышенности, чтобы она стала постоянным окном в небо, теперь это было единственное мало-мальски существенное здание, которое не затопило в Сидаде Маравильоза, и оно естественно стало местом сбора для совета старейшин айури. Миры мелькали перед глазами Квинна, пока он выбирался из воды, на его черном одеянии налипли листья – миры так близко, что он мог дотронуться до них, – миры воды. Теперь голоса были хорошо слышны.