– Наши укрепления к утру затопит. – Войдя в обсерваторию, Квинн сразу услышал звучный голос Зембы.

– Храни вас всех Господь.

Совет старейшин Сидаде Маравильоза сидел кругом на полу большой комнаты, чтобы никому не отдавать предпочтений, вокруг них кишели, словно муравьи, расчеты и теоремы Фалькона. Льюис скинул мокрые кожаные шлепанцы и занял свое место среди остальных. С подола черной рясы на деревянный пол, отполированный ступнями, капала вода. Старейшины перекрестились.

– Это явно искусственное явление, – сказал Фалькон на ломаном лингва-жерал. Даже при тусклом свете ламп на пальмовом масле он носил свои очки. Квинн заметил Кайшу, та сидела на коленях в тени в углу хижины. Ждала француза. – Если бы моя экспедиция продолжилась по плану, то не сомневаюсь, что мы натолкнулись бы на… на… – Он вставил слово на французском.

– Плотину, – подсказал Квинн на лингва.

– Да, на плотину. Риу ду Ору перегородили, чтобы вода затопила поселение, и мы оказались беспомощными, – сказал Фалькон. – Возведение такого сооружения – я сделал кое-какие расчеты по размеру и необходимой прочности – требует целой армии рабочих. Поблизости лишь один человек может заставить целые племена работать на него.

– И воевать, – поддакнул Земба. Он обратился к Квинну – Вы это видели, Маир? Вы были там, когда эти португальские уроды сожгли наши посевы? Я думал, что вы поведете нас в бой с высоко поднятым крестом. Однако я вас не видел. Кто-нибудь видел Маира? Кто-то из присутствующих? – Молодые петушки Зембы кукарекали за его спиной.

Квинн повесил голову. Он ожидал подобного разбирательства, поскольку заслужил его, но гордость, проклятая чертова гордость подталкивала кукарекать в ответ. Он видел оловянную кружку в своей руке, видел ее в стольких мирах, и там мешал себе совершить убийство, здесь ничего нельзя было изменить.

– Я был… в другом месте. – Он поймал на себе удивленный взгляд Фалькона. Окружающие зашушукались. Айури ерзали и покачивались на подушках, набитых капком[223]. Языки огня накренились на фитилях, когда в обсерваторию внезапно ворвался поток свежего воздуха. – Вы должны верить, когда я говорю, что наши неприятности – лишь часть более крупного конфликта, войны, которая ведется между мирами и эпохами, настолько грандиозной, что мне не охватить ее взглядом.

– Неприятности. Ах да, это многое объясняет.

Пламя мерцало в разных мирах.

– Я не могу объяснить. Я и сам с трудом понимаю. Все не то, чем кажется. Наше существование – это лишь завеса иллюзии, и в тысяче миров я вижу наше поселение меж огнем и водой, между факелом и потопом.