В бинокль я видел, как вдоль всей Нарвы и в поле за ней взметались темные разрывы, пылали костры и поднимался к небу черный дым. Постепенно с первого рубежа огневой вал сняли, перенеся огонь в глубину обороны, и по наспех возведенным переправам через Нарву потянулась техника. Лед в конце декабря уже достаточно прочный, да и саперы наверняка ночами ползали по замерзшей реке, проводя инженерную разведку. Но на всякий случай, пока шла артподготовка, они положили доски вдоль ледового маршрута.

В прорыв шло не меньше танкового батальона «тридцатьчетверок», за ними следовали трехдюймовые самоходки, которые недавно стояли по соседству с нашим батальоном, а затем ехали легкие танкетки. Пехотинцы шагали по льду пешком, а добравшись до левого берега, залезали на броню и дальше мчались с ветерком. Картина была непривычной. Снега на немецком переднем крае совсем не осталось, и белые танки с десантниками в белых маскхалатах проезжали по совершенно черной, развороченной земле. Впрочем, дальше от берега поле осталось белым, лишь изредка запятнанным темными воронками, но зато танки от покрывшей их копоти становились черными.

Все, пора уже возвращаться. Спустившись с дерева, я пихнул Авдеева, увлеченно рассматривающего в бинокль процесс проламывания укрепленной обороны противника, и отправился в расположение батальона. Однако на полпути я снова остановился, заметив нечто интересное. Ого, оказывается, те танки, которые уже бросили в прорыв, это еще далеко не всё. Позади меня послышался мощный гул моторов, без труда доносившийся даже через непрекращающуюся канонаду, и, оглянувшись, я увидел, как в соседней роще над кустарником поднимаются подозрительные сизые дымки. Экипажи этих «кустов» расторопно скинули маскировку со своих машин, и они, одна за другой, неспешно поползли к переправе. Когда первая массивная туша тяжелой стосемимиллиметровой самоходки прокатила всего в нескольких метрах, мне на миг стало не по себе. Пока боевая машина спокойно стоит на месте, она выглядит не особо грозно. Но стоит ей, лязгая гусеницами, приблизиться к наблюдателю, то становится понятно, что эта махина даже просто своим весом способна проломить любую преграду, и её ничем не остановить. А если она еще и жахнет из своего орудия, то никакой дзот не устоит. Поэтому на войне при появлении боевой машины в животе сразу что-то непроизвольно ёкает, а по телу бегут мурашки. Не зря танки служат оружием не только боевым, но и психологическим. Одного крика «вражеские танки в тылу» часто бывает достаточно, чтобы противник потерял голову от испуга.