– Так в чем же вас обвинили?

– Обвинений предъявляли много, – вздохнула учительница, – фашисты мне все припомнили. И то, что стояла за равноправие женщин, и что утверждала, будто в эстонское время угнетали и преследовали русских. А самое главное, что выражала симпатии Советскому Союзу и на митингах радовалась освобождению. Как немцы пришли, так сразу допросы начались, и каждый день я ждала ареста. Белоповязочники запугивали, грозили убить, мы боялись на улицу выходить. Потом осенью все же арестовали, а мой дом сожгли. Хорошо, семью сразу не схватили, и они успели скрыться. Знать бы, где они сейчас.

– И многих у вас за сочувствие советской власти арестовали?

– К счастью, за митинги особо не наказывали, потому что тогда пришлось бы всех русских посадить, и работать было бы некому. Меня-то посадили, потому что я не просто участвовала в собраниях, а еще восхваляла советский строй. Но вот тех, кого считали родственниками партизан или сочувствующими, немцы расстреливали сразу.

– А колхозных активистов эстонцы преследовали?

– Да у нас в Принаровье колхозов еще мало, – пожала плечами репрессированная, – коллективизация же едва только успела начаться. Помещичью землю раздали, и крестьяне, получив наделы, кто единоличником стал, а кто в ТОЗы объединился. Но если где остались бывшие хозяева, то они при немцах зверствовали страшно и новоземельцев не щадили.

Вспомнив о пережитом, бывшая узница поникла и печально прикрыла глаза.

– Все оккупационное время прожила в страхе, – делилась она грустными воспоминаниями. – Прошло полгода, а кажется, что уже много лет минуло, столько за это время натерпелась. Еще школу жалко. Ее сразу не закрыли, и она еще продолжала работать. Вот только как осенью морозы ударили, так стало холодно заниматься, дров-то не было. Директор, он тоже в мой лагерь попал, рассказал, что дрова потом нашли, вот только они уже не понадобились.

– Закрыли школу?

– Сожгли.

– Зачем? – не понял Михеев.

– Так вместе со всей деревней и сожгли, – удивленно подняла на него глаза учительница. – Когда немцы отступали, то приказали эстонским белоповязочникам все сжечь. Людей – кого сюда, на левый берег, насильно отправили, кого на принудительные работы в Германию, а директора вот сразу в лагерь. Вы бы, товарищи командиры, поспешили, чтобы немцы не успели наши деревни сжечь.

Иванов мрачно слушал рассказ учительницы и вдруг буквально подпрыгнул, радостно потирая ладони:

– Ха, легок черт на помине!

И точно, бойцы первого взвода, посланные обыскать барак, выволокли оттуда за ноги какого-то человека и, подтащив к нам, бросили прямо в снег.