– Да что ты говоришь, – проворчал Луций.

– … Слишком вовлечена эмоционально в происходящее. Слишком много эмпатии.

Много эмпатии? У I-45? Да уж. Имманес и люди и правда были очень разными.

Энцо прошагал по комнате. У зеркального стекла между допросной и комнатой наблюдения развел руками. Мол, что мне с ним делать?

Идиот.

Луций вдавил кнопку некса на ушной раковине.

– Поменьше эмпатии, Двести Шесть, – сказал. – Повтори вопрос.

Энцо нехотя кивнул и вернулся к имманес, сцепил руки за спиной.

– Что значили ее слова перед смертью?

Имманес вскинул тонкие брови и рассмеялся. Этот смех прозвучал совсем некстати.

– Перед какой смертью? Она не умерла, – сказал он, и Энцо вздрогнул, как от удара. Он склонился к носу имманес, занес кулак. Со свеженабитого орла на запястье капала кровь – похоже, успел где-то содрать болячку.

– Не морочь мне голову, тощий ублюдок! – проревел он. – Она взорвалась вместе с половиной ваших кораблей.

– Нет. Нет, – продолжал качать головой имманес.

– Осторожнее… – пробормотал Луций, и стоящий рядом Юлий Ветурий указал двум легионерам на дверь в допросную. Те заняли позицию, готовые в любой момент ворваться. Еще не хватало потерять единственного оставшегося в живых имманес. Его предстояло доставить в системы Ядра, императорские лаборатории жаждали разобрать его на кусочки.

– Где она тогда?! – заорал Энцо. – Где?!

Имманес поднял обманчиво худую руку – о, Луций знал, как легко этими руками они ломали людям кости, – и коснулся впалой груди.

– Здесь. И здесь, – он коснулся лба. – Тысячи перерождений мы остаемся вместе, и останемся сейчас. Ты никогда этого не поймешь. Мозг биоматериала слишком слабо развит, чтобы осознать процессы, происходящие между имманес…

На этом имманес получил в зубы от биоматериала по имени Энцо. Энцо в свою очередь получил нейтрализатором от влетевших в допросную легионеров, а Луций, глянув на все это, сплюнул и вышел в коридор.

Некс кольнул ухо трелью сигналов. Внешняя линия. Луций тронул мочку и оперся на стену.

– Центурион Луций Цецилий.