Они шли в гору, и Зуле вдруг показалось, будто у нее что-то со зрением. Очертания предметов сделались расплывчатыми, вдали ничего видно не было. Она глубоко вдохнула. Одно легкое у нее было свое, другое какое-то время назад вышло из строя, и его заменили новеньким, отпечатанным на 3D-принтере. Так или иначе, вбирая воздух в старое и новое легкие, Зула почувствовала, что он тяжелый и влажный. Они были на той высоте, где от холода сгустился туман. Или, если сказать иначе, они с Енохом в самом буквальном и техническом смысле достигли облачных высей.

Стояла поздняя осень. Последние листья еще трепетали на ветках, гораздо больше лежало на земле, но всякий цвет из них ушел, если не считать цветом темно-бурый. Отсутствие листьев привлекало внимание к самим деревьям. Они безудержно разрослись. Посаженные лет двести назад, сразу как построили дома, эти деревья стали проблемой уже к тому времени, когда молодая Зула перебралась в Сиэтл. Корни ломали асфальт, корежили старые кирпичные мостовые. В сильный ветер падали сучья. Ветки мешали городским коммуникациям. Команды арбористов на деньги налогоплательщиков выпиливали в кронах прямоугольные дырки для проводов. Дорожные рабочие чинили покрытие улиц.

Все это осталось в прошлом, причем уже давным-давно. Нынешние машины чаще перемещались на ногах, чем на колесах, и колдобины никому не мешали. Современные коммуникации проходили под землей. Даже будь это не так, налоговая база не позволяла кормить столько арбористов и дорожных рабочих. Так что деревья – все сплошь лиственные, привезенные с Восточного побережья или из Европы, – уже много лет делали что им угодно. Очевидно, им угодно было упиваться заоблачными концентрациями СО2 в атмосфере и раскидывать ветви и корни как можно дальше. Капитолийский холм превратился в лес прямиком из североевропейской эпической фэнтези. Сейчас встающее солнце, пробиваясь сквозь ветки, окрасило туман розовато-золотистым светом.

Они дошли до ее района, где деревья были самые большие и старые, а между ними тянулись почти такие же старые живые изгороди из лавра и остролиста. Все как будто переливалось в мягком свечении тумана. Дальше не было ничего. Ни неба, ни соседних домов, ни деревьев, ни гор. Туман поглотил все. И звуки тоже заглушил. Да их почти и не было в полузаброшенном городе, где машин давно не осталось. Они с Енохом существовали в пузыре пространства размером шагов в сто. Дальше, как Зула прекрасно знала, лежал целый мир. Однако туман, как и снегопад, прекрасен тем, что дарит детскую иллюзию, будто мир – крошечный и его можно охватить взглядом. И что центр этого мира – она сама.