– Неко. О ней я и говорила. – Памела нервно постукивает ногтем по подлокотнику стула. – Вот и к еще одному поколению нашей семьи нагрянуло древнее проклятие. Если ты ничего не предпримешь…

– Что за проклятие, чувиха? – Мэнни встает с кресла. – О чем ты вообще? – И тут небосвод за окном темнеет, вторя растущему в душе нехорошему предчувствию. Встает уже и Памела – материализованный ею стул растворяется в воздухе. В глазах у нее холодный вызов.

– Думаю, ты прекрасно знаешь, о чем я, Мэнни. Хватит играть в бирюльки – пока у тебя еще есть возможность, повзрослей нормально!

– Да я!.. – начинает он гневно и умолкает. – Это я… а это кто? – спрашивает он. По спине ползет холодок неуверенности, остужая выступившие капельки пота. – И что ты тут позабыла?..

– Хочешь узнать, без дураков? Я – мертвая, помни; мертвым известно все, и даже то, что не всегда полезно знать живым.

Он набирает воздух в легкие.

– Я тоже умер? – Он окончательно сбит с толку. – В Седьмом небесном кубе есть еще один взрослый «я». Кто он, что он там делает?

– Это такая неслучайная случайность. – Памела берет его за руку и подгружает в его сенсориум шифрованные метки: дорожку из хлебных крошек, ведущую куда-то в темные и неизведанные зоны ментальной среды. – Если желаешь распутать этот клубок – иди за мной. – И она пропадает.

Мгновения спустя Мэнни, перепуганный и оторопелый, стоит у окна, подавшись к самому стеклу и таращась на застывший внизу авиалайнер, смертоносно-великолепный.

– Ой, дерьмище… – шепчет он. – Через защиту прошла и даже следов не оставила. Да кто вообще эта баба?

Возможно, взаправду призрак его прабабушки. Возможно, кто-то еще.

Надо снова найти ее и все разузнать, понимает он. Воздев левую руку, он смотрит на незримую метку, ярко горящую под плотской оболочкой.

– Соедини меня с главным.

Проходит доля секунды – и пол пентхауса раскалывается. Истошный скрежет бетона, стали и стекла, сминаемых весом самолета, оповещает, что трагедия уже наступила. Но Мэнни здесь больше нет. И если небоскреб падает в симуляции, в которой нет никого, кто мог бы это увидеть, – было ли это на самом деле?

– Я пришла за мальчишкой, – спокойно сообщает кошка, сидя на вручную вышитом коврике, наброшенном поверх дощатого пола, и выставив заднюю лапу под невозможным углом – будто просто забыв, как та должна располагаться. Осознав, как велика явившаяся к ним сущность, некогда простая игрушка, рожденная творческим порывом предков, Сирхан с трудом сдерживает панику. Когда-то Неко была искусственной кошкой, но она апгрейдилась и совершенствовалась, раз за разом. Даже в восьмидесятые, когда Сирхан с ней впервые встретился ИРЛ, та уже была невообразимо чуждой формой разума, полной нечеловеческой иронии. И вот сейчас…