Каковых указаний так ниоткуда и не воспоследовало, и утро сидящие в осаде годуновцы встретили в полнейшей неосведомленности об обстановке в городе, о местопребывании самого боярина (если тот вообще жив), и с боевым духом на отметке, может, и не «ниже плинтуса», но уж точно «ниже среднего». С рассветом осаждающие подевались вдруг неведомо куда, но это скорее настораживало, нежели радовало, и на приказ генерала «Труби победу!» личный состав единодушно и едва ли не в открытую крутил пальцем у виска… Так что Комендант сейчас остро нуждался в ком-нибудь, кого можно было бы назидательно расстрелять перед строем в целях поднятия общего боевого духа и своего личного авторитета — и добравшийся наконец до Знаменки со своим отрядом Вологдин пришелся на ту роль как нельзя кстати.

Ну сами посудите: явный же трус и дезертир, прятавшийся где-то за печкой всё то время, пока мы тут — верой-правдой и не щадя живота своего!.. Да в довесок еще и феерический враль, вроде этого, как его?.. ну, барон немецкий? — вздумавший кормить нас побасенками, будто они там «Лубянку взорвали» — всемером, ага-ага!

Кроме того, в мысли генерала вмешивалось и еще одно соображение. Мыслишка, которую он сам старательно отгонял: а ну, как насчет взорванной Лубянки — не совсем уж полное вранье? То есть сами-то они, понятно, ничего такого учинить не могли — но вдруг там и вправду что-то взорвалось-загорелось само по себе? А эти прохиндеи — удачно присоседились к тому пожару и засветились на фоне? Даже, вон, и каких-то якобы «сидельцев» лубянских с собой прихватили… И тем самым нагло подкапываются под постамент будущего памятника ему, Генерал-коменданту Гоголю, как «Великому Укротителю Московской Смуты»!

Вологдин отвлекся от созерцания строившегося посреди двора взвода вологодских конвойных («…Да уж, у кого-то там, наверху, специфическое чувство юмора…») и проводил взглядом почтового сизаря, спикировавшего с расчистившегося наконец неба в одну из отдушин под крышей Знаменки — испытав при этом странную в его положении мимолетную гордость. Именно по его настоянию Особая контрразведка обзавелась отстроенной по последнему слову системой дальней голубиной почты, ибо полковник неустанно повторял и коллегам, и подчиненным, и начальству: «Какое первое и главное требование к разведданным? Исчерпывающая точность и полнота? — да ничего подобного! СВОЕВРЕМЕННОСТЬ!» И вот теперь информация продолжает по инерции, капля за каплей, стекаться в штаб-квартиру — как продолжают отрастать волосы и ногти умершего…