— Свари еще кофе, — перебил я.

Мурзик резво сбегал на кухню и вскоре вернулся с новой чашкой кофе. Я отпил два глотка.

— Забери. Не хочу больше.

Мурзик забрал у меня чашку. Глядел куда-то невидящими глазами. Вспоминал. Машинально отпил мой кофе.

— Ну вот, значит, а тут пригоняют как раз новый этап, человек десять, все свеженькие, толстенькие, кругленькие… В шахте оно как? Помашешь, значит, кайлом с полгодика — либо подыхаешь насовсем, либо жилистый такой делаешься. А эти еще гладкие были. Их кнутом ударишь — кровь пойдет. А у нас уж шкуры такие дубленые, что и кровь не проступает, бей не бей… Силим-Зверь лежит на отвалах, кашлем давится. И вдруг — аж глаза у него засветились. Узнал! А тот, профсоюзный-то, Силима не признал. Беспечально рядом плюхнулся. Поротую задницу потирает. Силим ему и говорит грозно так: «Помнишь меня?» Тот: «Чаво?» Силим поднялся. «А вот чаво!» И все припомнил. И про одну лепту в месяц, и про то, что через два года никто выкупать его не явился…

— И убил? — спросил я.

— А как же! — радостно подтвердил Мурзик. — В тот же день. В штольне. Взял за волосы и об стену голову ему разбил. Тот сперва орал, потом мычал, а после и мычать перестал. Обоссался и кровью изошел…

— А Силим?

— Зверь-то? Недолго после того прожил. Помер у меня на руках. Хороший был человек, — с чувством проговорил Мурзик. — Перед смертью все улыбался. Не зря, говорил, жизнь прошла, не зря…

Когда наутро я пришел на работу, в офисе висела большая стенгазета «РУПОР ЭНКИДУ-ПРО». Иська, небось, часа два пыхтел над этим убожеством. И не лень же было…

На самом видном месте стенгазеты красовалась моя фотография. Под фотографией было написано черным маркером:

«ПОЗОР ПЬЯНИЦЕ И ПРОГУЛЬЩИКУ ДАЯНУ! Может ли алкоголик и рабовладелец быть прорицателем? Вот вопрос, который волнует вавилонскую общественность! Ибо налогоплательщику вовсе не безразлично, чья именно жопа овевается ветрами перемен. И если это жопа человека слабых моральных устоев, то…»

Я не успел дочитать. Вошел Ицхак. На локте у него сонно висла костлявая девица из Парапсихологического Института.

— А! — торжествующе возопил Ицхак. — Читаешь?

— Слушай, Изя… — начал я угрожающе. — Если ты думаешь, что…

Тут во мне проснулся астральный воин. Я налился бешенством и заморгал.

— Арргх! — сказал Ицхак. — Лгхама!

— Не лгхама, а л'гхама, деревня! — поправил я.

Девица подняла голову и слепо поглядела на меня сквозь очки.

— Ладно, не обижайся. — Ицхак освободился от девицы и подошел ко мне. — Хочешь, я сниму? Я просто так повесил, ради шутки.