— Нет! — Лераиш инстинктивно складывает сломанные крылья и прижимает их к спине. — Отец!..

Но Вираго не отвечает.

Офицер Волак отдает приказ, и двое солдат силой раскрывают крылья Лераиша и пронзают их копьями, пригвождая их тем самым земле. Принц кричит так сильно, что глотка готова разорваться.

— Топоры и факелы! Связать руки и ноги! — Офицер Волак стоит неподвижно, скрестив руки на груди.

Проходит несколько мгновений, и двое солдат уже стоят с поднятыми топорами. В их глазах неуверенность, но мышцы послушны только голосу офицера.

— Нет! Отец! Они лгут! — вопит Лераиш.

— Молчи, — тяжелым голосом произносит архонт Вираго в полной тишине. — Молчи, шейдим!

Глаза Лераиша округляются от страха.

— Руби!

Хруст, с которым обычно ломается сухая ветвь, сейчас отделяет крылья от тела. Слышится захлебывающийся визг, такой пронзительный, что Гремори вдали зажимает уши руками. Ему кажется, что весь мир вокруг окрашивается красным, но кровь принца — черная.

— Прижигай!

Вторая пара солдат прижимают факелы к культям, и пространство готово расколоться от нового крика.

Многие из хегальдин отворачиваются, сжимают пальцами свои одежды, закусывают губы. Все что угодно, лишь бы закрыться от этого крика.

Гремори видит, как вены вздувается на лице принца Лераиша. Видит, как глаза того созерцают нечто, что не доступно никому другому.

— Не отворачивайтесь, добрые хегальдины! — выкрикивает пастырь Корд. — Шейдим получил по заслугам и уже никому не причинит вреда! Изгнать его за стены!

После произнесенных слов на запястьях Лераиша смыкаются замки стальных оков, и двое солдат взлетают, поднимая принца на цепях, как тряпичную куклу. Гремори краем глаза смотрит на довольную ухмылку пастыря Корда, на его лягушачий подбородок; а где-то глубоко внутри сознания, под сенью из остроконечных проповедей, нравоучений и прочих ценностей, которые звучат повсеместно, он чувствует, что в совершившимся было нечто неправильное. Но ведь принц Лераиш превратился в демона, думает про себя он, всем желал смерти, ругался, а его глаза стали черными. «И ненависть зарождается в сердцах, и заражает она тьмой и желчью кровь. Теряет разум тот, кто позволяет поразить себя тенью, и становится он шейдимом, с глазами черными, как ночь». Гремори чувствует, как страх подобной участи пробегает холодной дрожью по спине; ведь он тоже был зол на маму, когда она танцевала, оставив его одного.

— Мама?

— М?

— Прости, что я на тебя злился. Я не хотел.

— О чем ты? Хотя, ничего, — растерянно отвечает Айла, — ничего. Пойдем, я отведу тебя к бабушке. Тебе нельзя на такое смотреть.