Коля с некоторой завистью посмотрел на глубоко вздохнувшего Старкиллера. Да нет, всё правильно: подготовка у инопланетчика, прямо скажем, лучше.

Он вспомнил ту памятную субботу, с которой всё началось. В смысле, для него, Коли, началось. Глупая девушка Зинаида, невидимый диверсант у Мавзолея, Кремль, товарищ Сталин… Он улыбнулся, и тут же тихонечко застонал: рана на голове опять открылась, несколько капель свежей крови скатились по лбу.

Напрасно всё-таки он ударил головой того жирного немца на третьем этаже. Вот Старкиллер бы…

Вернёмся — заведу себе такую же замечательную саблю, подумал Коля, наблюдая за инопланетным юношей. Старкиллер отвёл правую руку с трубой за спину, весь подобрался — и нырнул за портьеру, укрывавшую дверь со стороны зала. Окто отодвинул тяжёлую ткань стволом автомата, выцеливая левый дальний угол.

В зале сделалось тихо, как будто собравшиеся ещё ничего не видели, но уже что-то почувствовали.

— Весялуха, — очень тихо сказал товарищ майор. Тянулись секунды.

С дальней стороны зала донёсся звук включаемого меча, короткий вскрик и деловитое гудение огненного лезвия, рассекающего плоть и металл. Сквозь неплотно прикрытую портьеру Коля успел заметить две быстрые алые молнии. Длинный немец рядом судорожно вздохнул. Окто под своей броней ощутимо напрягся.

Ещё две молнии, ещё два мясных всхлипа.

Окто быстро перевёл ствол вправо, накрывая сектором стрельбы центр зала.

За дверьми сделалось совсем тихо. Меч прогудел ещё пару раз. Тянулись секунды.

Окто чуть посторонился, и в кабинет проскользнул Старкиллер.

— Я заварил замки и петли, — сказал он совершенно ровным голосом.

— Молоток! — сказал Коля, сплёвывая свежую кровь. — Вот же ты молоток!..

— Отставить сопли, — сказал Мясников. — Молоток, товарищ Старкиллер. За генералом присмотри здесь. Коля, Окто — за мной.

Он ухватил под руку обмякшего длинного и резким движением втолкнул его в зал.

Фон Белов стоял в дверях и смотрел на знакомые лица Гёринга, Гёббельса, Химмлера, Кейтеля, Тодта и Шпеера, Фрика, Мартина Бормана…

Лица были нехорошие.

«Хреновато тут у нас», — отстранённо подумал адъютант, впадая в то нежное состояние, когда ни мокрые штаны, ни угроза смерти, ни даже кровавый большевистский кошмар по имени Коля — словом, ничто уже не волнует и не пугает.

— Группа пролетарского гнева, — на сносном немецком сказал русский майор, многозначительно покачивая автоматом. — Товарищ Сталин просил передать привет участникам съезда.