— Да не беспокойся ты. Москву я немного тоже знаю. Значит, решаем так: к концу года ты приезжаешь ко мне. Я тебе много чего покажу и расскажу. У нас есть чем похвастаться.
— У вас — точно, — она улыбнулась с печалью в глазах, посматривая на темные окна вагонов. — Что-то посадки нет, — заметила девушка. — Странно как-то все… Обычно сразу пассажиров впускают, а здесь и вагоны все закрытые, и света в них нет… Может, не поедешь? Сдавай билет, и давай ко мне обратно.
Николай снова улыбнулся и взглянул часы:
— Действительно, до отправления остается полчаса, а посадки нет.
— Может, ваш рейс отменили?
— Это же не самолет. Чего его отменять? — Николай задрал голову вверх. — Облака дождевые — быть непогоде. О, наконец-то посадка начинается.
В вагонах появился свет, и засуетились пассажиры.
Николай поднял с земли сумку и обнял свою подружку.
— Все будет хорошо, я тебе обещаю. Как приеду, сразу позвоню.
— Я сама тебе позвоню. — Девушка прижалась к молодому человеку. — И все равно у меня на сердце неспокойно, такое чувство, что мы нескоро теперь встретимся.
— Ну, мне пора, а ты ничего не выдумывай. — Николай поцеловал на прощание свою подружку и направился к вагону.
Он прошел на свое место и оглядел попутчиков. Потом подошел к окну и увидел свою подружку, которая шла за тронувшимся уже составом и печальными глазами провожала уходящий поезд.
Николай присел, не отрывая взгляда от окна, за которым замелькали дома, столбы и вот уже деревья…
Немного придя в себя, он еще раз оглядел присутствующих.
«Да, компания подобралась не из лучших. Старик с внучкой лет десяти и женщина с черными глазами и рыжими волосами, совсем уже бабка. Вот выкрасилась, — подумал Николай — Хоть бы в зеркало на себя взглянула, прежде чем в люди выходить».
Он достал из сумки книгу и углубился в чтение.
Теперь Николай чувствовал на себе пронзительный взгляд этой рыжей пассажирки. Его тело, словно иголками, пронизывали ее черные глаза. Он взглянул на старика, понял, что он к этой женщине не имеет никакого отношения, и снова уткнулся в книгу.
— Молодой человек, вы же не читаете, — заметила женщина.
Ее голос был старческим, хриплым и каким-то скрипучим.