— Я здесь случайно, человек, — пытался объяснить Жан, не зная, как обратиться к Свердлову.
— У нас случайных нет, сказал товарищ Свердлов. — У нас все свои, значит, и вы — человек, достойный революции. Мы должны, мы просто обязаны захватить власть в свои руки и отдать землю народу, а власть — революции. Вы хотите что-то сказать от молодого поколения? Идите сюда. Мне очень приятно, что вы хорошо знаете поэта Маяковского, о котором только сейчас говорили. Поднимайтесь сюда, молодой человек.
Чьи-то сильные руки подхватили Жана и подняли на трибуну.
Он сверху взглянул на перепуганную Лизу, которая тряслась, чтобы он не ляпнул чего-то лишнего, и, округлив глаза, следила за каждым его движением.
— Я здесь не один, нас четверо друзей, — громко сказал Жан. — Мы хотим, чтобы эта революция дала народу все, что он хочет. Эти времена войдут в историю школьных учебников, и дети будут их учить и вспоминать это чертово время…
Лиза хотела что-то крикнуть Жану, но в растерянности просто зажала себе рот ладонью.
…за которое у меня были сплошные двойки. Поэтому давайте сделаем эту революцию как можно быстрее и разойдемся по своим домам. Ура, товарищи!
Все дружно захлопали. Свердлов снял запотевшие очки, протер их и взглянул на то место, где только что стоял странный оратор.
Жан уже спрыгнул вниз, прямо на Ника, который пробрался с Ин к трибуне.
— Слушай, ты, революционер, — сказал Ник. — Ты что тут плетешь? Слышал бы тебя сейчас товарищ Дзержинский — сидел бы ты в камере для политических…
Свердлов повертел головой и пригласил на трибуну следующего. — Эта была женщина из рабочих.
— Товарищи, — сказала она. — Я не поняла, что тут наплел молодой человек, но я хочу сказать — мы все пойдем на смертный бой, чтобы было так, как говорил на съезде Владимир Ильич Ленин. А молодежь надо учить, прав был этот мальчик. Он хочет учиться, я так его поняла, но у него нет возможности. Ничего, сынок, революция тебя выучит, — она сжала свои огромные кулаки и взглядом нашла внизу Жана. — Я буду учительницей, я всю жизнь мечтала стать ею, а ты будешь у меня учеником…
— Не дай Бог, — прошептал Жан, округлив свои большие глаза.
— …и мы найдем с тобой общий язык. Наше поколение будет лучше всех, правда, сынок. — Она устремила свой острый взгляд прямо на Жана.
У Жана подкосились ноги.
— Ой, мамочка, — снова прошептал он, пряча от нее глаза. — Если она станет учительницей, то это будет уже не школа, а камера пыток. Я лучше неучем останусь… а лучше, чтоб она шла сваи вколачивать, а не учительствовать. Там у нее лучше получится. Смотрите, какая наковальня ходячая.