– Горько! Горько! – подхватили гости.

Молодые чинно встали и начали целоваться. Гости дружно считали, а молодые, иногда улыбаясь сквозь поцелуй, ждали, когда насчитают хотя бы до тридцати-сорока. Столько лет они проживут якобы вместе! Традиция!

Зашумело свадебное застолье. Решили поздравлять по порядку, как сидели за столом – от молодых к дальнему концу стола. Вставали муж и жена. Один из них произносил пожелание молодым счастья и любви. После чего над всей улицей неслось дружное «Горько!»

Ночь незаметно легла на землю. Звёздный купол украсил осеннее небо. Лёгкий ветерок шевелил листья на старом орехе, а под ним шла весёлая гулянка. Кто-то принёс гармошку, и начались соревнования на знание частушек. Чем дальше, тем двусмысленней становились они. Гости хохотали, а раскрасневшиеся тётки, уперев руки в бока, выдавали друг другу такие куплеты, что у трезвых молодожёнов «глаза на лоб лезли». Когда они, наконец, выдохлись, пацаны опять включили магнитофон. Народ поскакал с мест, и начались танцы – кто во что горазд.

В это время с улицы прибежал пацаненок и что-то шепнул на ухо Куне. Тот мигнул Буне, и они пошли за дом к калитке на улицу. Метрах в двадцати от калитки, на противоположной стороне улицы, стоял большой черный джип «Гелентваген». Облокотившись на капот, возле него стоял Шапа. Слегка прищурившись, он смотрел на приближавшихся парней. В руке у него была пустая, плоская бутылка из-под выпитого коньяка. Сегодня он уже принял на грудь больше, чем ему было нужно. Куня с Буней замедлили шаг и, не дойдя до Шапы нескольких шагов, остановились.

– Ну, чё вы там стали? Идите сюда! Не сцыте! – он плотоядно смотрел на них злыми весёлыми глазами.

– А чё нам подходить? Нам и тут хорошо! – ответил Буня.

– Нет! Вы подойдёте, когда я зову! Иначе хреново вам будет! Ну! Я жду!

– Не! Ну, чё за дела в натуре? – пытался как-то разрядить обстановку Куня. – Люди на свадьбе гуляют, никого не трогают!

– А меня и не надо трогать, я сам кого хочешь трону! – с этими словами Шапа резко прыгнул вперёд и ударил бутылкой Куню по голове. Обливаясь кровью, Куня кулем повалился под ноги. Буня, не ожидая от самого себя такой смелости, вдруг крутанулся и нанёс Шапе такой удар ногой в живот, что его как взрывной волной бросило об капот машины. Вытаращив от удивления глаза и хватая воздух сбитой дыхалкой, он упал на колени и повалился лицом в пыль. Из джипа полезли бойцы с битами в руках.

Где-то сзади у калитки закричала женщина. С шумом и гамом на улицу стали выбегать пьяные гости.

– Наших бьют! – прозвучал древний русский боевой клич, означавший, что на бой идут местные жители, за свою деревню, улицу, квартал. Сначала мужики решительно двинулись на противника, но, когда передние попали под удары дубинок, то остальные поняли, что сегодня драка будет на славу. С рёвом, как нормандские берсеркеры, объевшиеся мухоморов перед битвой, наши мужики пошли крушить изгородь, выламывая штакетники и выдирая колья из земли. Началась махаловка по полной программе. На заднем плане, у калитки, толпа женщин дружно верещала на все голоса, создавая иллюзию, как будто в этом конце Одессы петлюровцы уничтожают еврейское население.