Ким оглянулся; у костра молчали. Арина неподвижно глядела в огонь; Лерка слабо улыбалась, Вика покачивала на коленях Юльку, отец обнял маму за плечи, Алекс лежал, глядя на звезды, Александра бродила где-то рядышком, под ее подошвами похрустывали ветки. Каждый из них не помнил сейчас о существовании всех остальных.

Ким уселся рядом с женой. Примятая трава была плотной, как циновка, надежной и жесткой.

Пока Арина была с Пандемом, Ким не хотел говорить с ним. Вопреки здравому смыслу — ведь «отвлечь» Пандема нельзя, у него бесконечная — или почти бесконечная — оперативная память…

Остров-понтон плыл, будто сквозь космос; костер горел, не требуя новых дров, Ким глядел на огонь, внутри его проворачивалась, будто объемная фигура на экране монитора, слышанная где-то фраза: «И свет во тьме светит…»

Бесшумно поднималась примятая трава. Между Кимом и сидящими рядом вырастали зеленые стены.

ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ ГОД ПАНДЕМА

ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ ГОД ПАНДЕМА

ПРОЛОГ

ПРОЛОГ

Ларс Петерссон был беспандемным вот уже полтора года. Его невеста Лил находила особую прелесть в его стальном значке с гордой надписью «Без Пандема»; для нее, девчонки, этот значок был пугающим и притягательным символом Ларсовой независимости, исключительности и силы.

Вот уже полтора года Ларс не разговаривал с Пандемом (а поначалу было ох как трудно!), не принимал от него советов и не ждал помощи; впрочем, главная фишка заключалась не в этом.

Вот уже полтора года Ларс был смертен. Одно это осознание сводило с ума не только Лил, но целые батальоны окрестных девчонок; Лил ревновала, иногда устраивала Ларсу робкие сцены, но почти сразу отступалась и прощала — понимала, глупышка, что местом в Ларсовом сердце надо дорожить, как сиденьем в переполненном автобусе, и, однажды ухватившись за поручень, держать его зубами и когтями — а то ведь вылетишь на всем ходу…

Лил была хороша — загорала голышом, вся была бронзовая, без единой белой полосочки, с подтянутой гладкой попкой, которую почти закрывали светлые волосы, если их свободно распустить; грудь у Лил была такая пышная, что золотой медальон терялся в темной ложбинке. Всякий раз, обнимая свою великолепную Лил, Ларс думал, что это может быть последняя их ночь; всякий раз, заводя мотор или поднимая парус, он знал, что может слететь с моста, или размазаться по скале, или взорваться, или утонуть — и исчезнуть навсегда.

Он был самым счастливым человеком на всем побережье.

Просто невероятно, что можно быть еще счастливее; тем не менее ранним утром пятнадцатого июля, входя в родной эллинг, где пахло неповторимо и остро, где в особых креплениях покоились туши лодок и где ждала его совершенно готовая к плаванию «Анабелла» — Ларс подумал, что вот он, пик счастья в его короткой, но такой клевой жизни.