— То есть ты считаешь, нам не стоит искать тот проводок во взрывном устройстве, которое когда-то запустили боги, дав людям спички? Нам не стоит перерезать этот проводок и не стоит переориентировать смертных на другое направление развития? Мы должны позволить людям довести до логического конца их жажду самоуничтожения и позволить им уничтожить планету? Ты это имел в виду? Это тебя так угнетает? Или нечто иное? Скажи. Что я сделал не так? Говори же!

— Ты всё делаешь не так. Ты думаешь не так, смотришь на мир не так. А это говорит о том, что однажды ты утратишь юношескую наивность и холодность рассудка, и тогда тебя захлестнут эмоции, страсти и ты… превратишься в того, кем стал Адонай. Ты станешь дяволом. И тогда мир погибнет окончательно, — старик поднялся с шезлонга и намеревался зайти в комнату, но последующая фраза Луки остановила его.

— Тогда убей меня собственноручно, чтобы мир не погиб, — спокойно ответил Лука.

Старик остановился и посмотрел через плечо на молодого бога, заглянул в его глаза, стараясь понять, что подразумевает такой ответ юноши: смирение, вызов или нечто более страшное.

— Если ты сомневаешься в том, что я смогу кого-то спасти и возродить… Если ты думаешь, что я стану дьяволом, то зачем же равнодушно удаляться? Если ты считаешь, что убив меня, ты сделаешь одолжение людям, то я пойму это… и приму.

— Одолжение людям? — переспросил старик.

Он вдруг круто развернулся и упёрся взглядом в глаза ученика. Вспомнил себя в молодости, вспомнил необъяснимую саморазрушительную тягу к избавительной смерти, вспомнил, как когда-то сам пошёл на муки распятия.

— Ты можешь спасти людей, — заговорил Гэбриэл, — можешь, но только указав им их истинное место, только удалившись от них, только не вмешиваясь в их эволюцию и естественный отбор. Но ты не слушаешь меня. Тебя не должно волновать их существование. Они выживут, если выживет наш род. Но ты упорно не хочешь этого услышать. Ты рождён не для того, чтобы быть Иисусом, Буддой или кем-то из тех, кто был в прошлом. У тебя была иная миссия. Но, боюсь, когда не станет меня, ты сделаешь всё по-своему, и тогда мир рухнет окончательно.

— Значит, чтобы спасти людей, ты готов убить меня? Ради людей?

Наступила продолжительная пауза. Гэбриэл в упор смотрел на Луку, а тот — на старика, будто устраивая соревнование, кто кого переглядит.

— Не ради людей. Ради Блага Живого.

— Ты серьёзно?

— Я не смогу тебя убить, — наконец произнёс старый жрец. — Не смогу убить последнюю надежду на Спасение моего вида. Поэтому я просто покину тебя, чтобы не возбуждать в тебе гнев. Поступай, как знаешь. Я не могу тебя переубедить. Это бессмысленно. То, что закралось в тебе от уроков отца Якова, уже не вытравить. К сожалению. Я тут бессилен.