– Нет, каково? А?! Всем по пинку!
– А ведь так и есть… И кто автор заметки? – Людмила по-матерински заботливо сложила руки на животе.
– Да какой-то «прохожий».
– А че? Молодец! Если тычут в рыло… надо уклониться и дать сдачи! – Самсонов разглядывал на свет бокал. – Люд, протри еще… – А Меньшова чаровни́ца… самое элегантное лицо канала.
– Ну, в твоих оценках, думаю, не нуждается, – ревниво заметила жена. – Просто наследственность.
– Да без претензий. Но какова аристократия духа! Стерпела! Я бы не сдержался.
– Вот это выдал! От тебя Самсонов такое не услышать и после пятой! – рассмеялся Бочкарев.
Раздался звонок.
– Это Байтемиров с женой.
Хозяйка вышла, и в прихожей послышались голоса.
– Ну, что, Самсонов? Тяпнул уже? Не дождался?
Гость как обычно, с шумом и легкой беспардонностью, оправданной добродушием возраста, жал всем руки. Окружение знало эту безобидную черту.
– Вот, Людочка, возьми… селедка под шубой да огурчики. Мой сказал – не пойдет, если не приготовлю, – жена гостя протянула хозяйке пакет с блюдом внутри.
– Ой, а мы уже и горячее выставили! У нас в плане был только холодец, – Галина Андреевна развела руками.
– Ничё, Галка… мы с тобой умеем строить новые планы, да еще какие! Назло старым! – захохотал Байтемиров, приобняв ту за плечи. – Старые-то… не обижаются?
– Скажете, тоже… Тимур Егорович! – тень смущения, почти незнакомая компании пробежала по лицу женщины, но тут же погасла.
Гость же, словно не соглашаясь с потерей, обернулся к Бочкареву:
– Да, ладно! Все свои! Глядишь, быстрее поженим! Вон, эти-то, – он кивнул на хозяев, – в неделю управились! Прихожу на работу, – Байтемиров уже смотрел на жену, – а в городе на одну пару молодоженов больше! – И снова расхохотался.
– Тимур… – супруга взяла того за руку. – Прекрати.
Все находились в том странном состоянии, когда лишь хороший и уважаемый всеми человек мог, позволив недопустимую для остальных шутку, вызвать одновременно улыбки одних и неопределенную реакцию других. Но нашелся и тот, кто, наблюдая за этим, получал удовольствие – Самсонов. Он тоже рассмеялся и, потирая руки, произнес: