– Я не понимаю, ваша честь… простите, я верно обращаюсь?.. – и, уловив кивок, продолжил: – я не понимаю-с, как можно использовать такие слова: «компания», «подберем»… в деле столь значимом для нас… простите меня… для людей… за которых мы собираемся что-то решать? Объясните им, за что столько убито в истории, да-с!.. столько погребено… раздавлено ее обломками.

– И за что продолжают убивать… одни пером, другие – тиражами, – вставил «галстук». – Удивительно в точку, Петр Кириллыч! – И вдруг, закрыв лицо руками, пробормотал: – Боже! Он же стал совсем другим. Всего двадцать страниц! Что же я наделал… кого верну?!..

Но бормотание утонуло в голосах:

– У истории нет обломков! Она цельная, как и я – время! – кричал человек в дублете, недовольный поворотом.

– Именно! – поддержал второй.

– Да и затягивания никакого нет! Это ж надо: преступное! Я только фиксирую, что они творят, – первый указывал на Пьера. – И вы! – палец ткнулся в «виновника». – А он, – Новиков поежился, – только проводник!

– Нет, сеятель. Мелиоратор. Орошает миллионы всходов. Куда нам дотянуться? Верно, Петр Кириллыч? – парировал «виновник», обращаясь за ответной поддержкой. Очки снова пытались ползти вниз. Пальцы пытались реагировать.

– Поймите, господа… – гость, казалось, начал сознавать происходящее, – время тоже могло бы течь по другому… в ином направлении. Скажу более, не мы-с выбираем события, оно выбрало не то, что нужно… в начале начал. И лишь потом стало фиксировать. Потому, простите, так же виновно-с.

– Вот и приехали! Текло бы и текло себе, – председатель не скрывал раздражения. – И всего лишь баловство с фильмом… Старый, понимаете ли, кинотеатр! Втянули! А теперь – на эшафот. – Он повернулся к «галстуку». – Экое мерзкое словечко ввернули давече!

– Ага! Сами признаете! А вот я… как оказался здесь я? – издатель неожиданно взбунтовался. – Не-е-ет, вы – время прошлое, не просто соучастник! Это вы подталкиваете нас! Сколько примеров беззаботной жизни?! Отсеиваете, сортируете и… навязываете! Ведь сохранили! Сделали отбор! И вбиваете, вбиваете, вбиваете! – Лицо его покраснело.

Очки «виновника», наконец, попали на место. Он молча, но, довольный, наблюдал раздор.

– Да нет! Вбиваете вы! – шевелюра с гневом заколыхалась, сполохи сбежали по рукавам. – А я… я… даю и другие примеры! – Он задыхался от волнения. – Да, да, уважаемый гость! – И, взяв Пьера за плечо, добавил: – Я готов привести свидетельство! Смотрите же! – Рука вытянулась в сторону затемненного помещения, которое Безухов заметил вначале. Но контуры мебели заслоняло уже изображение трибуны какого-то стадиона.