Со стороны Площади Восстания поднимались столбы дыма. Неужели пожар? Нет, непохоже. Дым шел не ровной стеной, а вытянутыми, неторопливыми столпами, походившими на зубы в нижней челюсти голого черепа. Оскал, двигаясь, увеличиваясь, истончаясь – он словно смеялся над Мартой, и от этого смеха становилось жутко. Слишком белый… Это был не дым.

– Туман Разлома, – потрясенно выдохнул кто-то с другой стороны заграждения.

Да, это был он. Латаль всемудрейший, что ж это делается? В голове Герти поднялась паника. Туман был частью самого Щачина всю ее сознательную жизнь. В какой-то степени – его основой. Нерушимой и непреодолимой преградой, отделяющей Империю от пешего вторжения с Запада. Стеной, защищавшей щачинцев от пороков и соблазнов той стороны. Герти вспомнила о россказнях своего сына – будто бы на той стороне все иначе: нет очередей, нет дефицита, и люди ходят по улицам веселые и нарядные. Герти отругала сына за выдумки, и еще пуще – за предложение пойти да посмотреть самой. Вот еще, делать мне нечего – по деревьям лазать! И так ясно, что все это небылицы. Как так, нет очередей? Всегда были и будут! Когда всякие несознательные граждане собираются толпами, чтобы завалить работой несчастных работников – что ж с ними еще делать, кроме как в очередь выстроить? Иначе и порядку никакого не будет.

Туман защищал их. И теперь Туман поднимался высоко в воздух, уже почти растворившись в пронзительно голубом зимнем небе.

Едва представление за окном закончилось, здание почты немедленно наполнилось гомоном. Что все это значит? Снова случится война? Можно будет ездить на выходные в Западный Щачин? Что скажет Бернд? Один за другим люди покидали Почтовый Дворец: кто-то шел на в разлому, чтобы разобраться во всем на месте, а кто-то – в ближайший храм, чтобы послушать проповедь, которая, несомненно, разъяснит, что делать дальше.

Герти осталась одна. Чай остывал. Что-то подсказало – ее дни как баронессы Почтового Дворца сочтены.

* * *

Гедеон скакал к Монастырю на вороном коне. Его волосы развевались на холодном ветру, а взор был устремлен вперед – навстречу грядущей битве с черным колдовством и спасению Сегая от бесовских полчищ.

Правда, конь принадлежал не ему, а конюшне городской стражи, и ехал он позади грузного командира отряда со связанными на всякий случай руками. Косные идиоты! Собрать этот отряд оказалось чуть ли не сложнее, чем выбраться от Мирты! Он пришел в участок, но, едва завидев его окровавленную руку, стражники запирались по своим кабинетам: видимо, думали, что он пришел написать заявление, и их ожидает морока с оформлением документов. Он потратил целую вечность, рассказывая в каждую закрытую дверь свою историю, и еще две вечности – чтобы заставить какого-то лейтенантика ему поверить. Лейтенант доложил капитану, капитан повел еще три вечности перед дверьми полковника… В общем, в конце концов, десяток вооруженных людей отправился в Монастырь, просто для проверки. Гедеона они прихватили с собой, чтобы сдать в этот же самый Монастырь за ложное доносительство, когда все разрешиться. Ну ничего, они еще увидят!