Светлый фон

– И вся эта фаза… – реальна? Река, яхта?

– Для того, кто хочет, – вполне и факт.

– Попахивает солипсизмом. – Зойка знала очень богатое слово. – Не наша философия.

– А какая ваша? – почему-то обиделся Свен. – У вас на Земле философий как собак нерезаных, и все разные, и все гавкают: кто кого переорет. А общей нету… Общей, кстати, и быть не может… Вот вы, марксисты, – да? утверждаете примат материи над духом. Чушь какая, надо же так ошибаться? Дух – первичен. Первичная идея. Желаемое. Желаемое – значит истинное. Мой эксперимент это доказывает.

– Ни хрена он не доказывает, – стояла на своем, то есть на общем, на выстраданном в труде и бою, Зойка.

– У вас говорят: лучше один раз увидеть…

Он поднялся, опять ей руку протянул. Зойка сняла туфли и пошла босиком по траве, как давеча – по песку. Во класс, думала она, только что в океане теплом прыгала, а сейчас можно и в речку, в реченьку быструю, в реченьку тихонькую… Думала о том, как о свершившемся факте, и никаких научных объяснений не желала, не лезла к Свену с разными там «почему?» да «как?». Сейчас «как» волновало ее куда менее, нежели «где». Или «кто». Кто вот те персонажи, которые хотят мчаться на яхте под парусами, кто они и кто эти тусовщики у реченьки быстрой, что эти-то хотят, что нажелали, намечтали, наворожили, что? А таких, этаких, всяких желальщиков, таких хотельщиков-мечтальщиков у нее в отеле – под тыщу, и у каждого – свое заветное, несказанное, потаенное. У Зойки-то – что! – мелочевка для сильно бедных. Океан с мокрым культуристом, слово залетное «Канары» – не лысый ли Сенкевич из телевизора с барского плеча отстегнул?

Да и вздор, да и не ее эта мечта вовсе, просто Свен услыхал глупое и овеществил на раз… А почему тогда он ничего другого не овеществил на раз? Почему не овеществил на раз то заветное, несказанное, потаенное, о чем Зойка и вправду мечтает? Ведь рощи все эти, все яхты-усадьбы подсмотрел-таки он в глубоком подсознании отельных постояльцев, неведомым аппаратиком выколупнул на свет божий, а в Зойкином девичьем подсознании ковыряться не стал. Постеснялся? Такт проявил? Или пожалел глупую?..

И ведь поняла с горечью: именно пожалел, именно глупую! Не в чем у нее ковыряться, нечего выколупывать, нет у нее никаких толковых желаний, нет и не предвидится в дальнейшей текучке, а за Шварценеггера Свену можно и по шее: примитивно, Свен, вы о нас думаете, нехорошо, некорректно… И опять осеклась: ни о чем он не думает! Если об океане она вслух сказала, то ни о каких культуристах с трицепсами речи не было. Значит, где-то глубоко – в печенках или в матке – живет, живет у эмансипированной Зои Александровны крутой образ мускулистого мэна, как у пэтэушницы сопливой, как у телок дешевых тусовочных… Ну-ну…