– Чего меня опасаться? Я России помощник, стало быть, и тебе, государь.

– А ежели не так будет? Вдруг отвернётся Господь в нужный момент?

– Я всё сказал, государь.

– Ну, смотри. О разговоре нашем – никому, а то язык вырву!

Андрей улыбнулся – ход истории уже не изменишь. Да и говорил он не своими словами, историю припомнил только.

– Меня с канонирами с собой в войско возьми, с пушками на редуты поставь, глядишь – викторию одержишь.

– А коли проиграю?

– Государь, ну что ты заладил? Казнишь, как и обещал.

– Живьём в котле сварю, – пригрозил царь.

– А если по-моему будет?

– Опять торопишься?

– Знать хочу, что получу.

– Экий ты! Дворянином пожалую, хоть и противу моих указов то.

– На слове ловлю тебя, государь, а царское слово твёрже железа.

Пётр хмыкнул, но повеселел, настроение его явно поднялось. Он огладил усики, глаза заблестели. Конечно, указания и приказы он всем отдавал, но в трудный час посоветоваться не с кем. С царедворцами нельзя, неуверенности его никто видеть не должен.

– Ладно. Зачисляю тебя на казённый кошт – провизия, зелье пороховое. Начальства над тобою не ставлю, ты сам иных генералов стоишь. А под Полтавой, как ты сказал, в бою сам за тобой наблюдать буду.

Андрей склонил голову – всё-таки перед ним царь.

Пётр подошёл к коню, офицер поддержал стремя, и вся кавалькада умчалась по дороге. Остался только Андрей да его конь.

У Андрея камень с души упал: и до государя слово важное довёл, и подвиг своих канониров показал. Не лаптем щи хлебаем, можем кое-чего.

Возвращался по лесу, по пути, проложенному своими рабочими.