Аргумент подействовал. Мадам смягчилась.

— Да, да, разумеется. Я вас понимаю, молодой человек. Дисциплина очень важна. И всё же… Скажите, это существо (с таким выражением лица обыкновенно произносят «дерьмо». Ах да, ей казарменными словами выражаться невместно. Не «дерьмо», a «merde») — действительно врач?

— Да, и высококвалифицированный. — Я решил подпустить немного лести. — Другого к вам бы и не послали.

Полковничиха покивала:

— Да, да. Туземцы в колониях иногда попадаются довольно сообразительные. Когда муж боролся с сепаратистами на островах, в его полку было немало туземных сержантов. Одного черномазого, помнится, даже послали учиться в метрополию, в военную академию. Вернувшись в полк, он дослужился, кажется, до капитана.

Мне пришлось повысить голос, чтобы заглушить возмущённые писки Люси.

— Это, безусловно, заслуга вашего мужа. (Я вообще-то знал о существовании Жувре и его неприглядной роли в оккупации этого мира чисто случайно, из рассказов, что слышали мы в Песках.)

Хозяйка собралась что-то сказать, но я постарался опередить её:

— С огромным интересом выслушаю, мадам, всё, что вы пожелаете мне рассказать. Прикоснуться к деяниям такого знаменитого человека — что может быть восхитительней! Но позволю себе вернуться к текущим делам. Мы здесь в первую очередь для того, чтобы оказать вам посильную помощь, сударыня. — И я вновь склонил голову и щёлкнул каблуками, искренне надеясь, что мадам не слышит доносящееся у меня из-за пазухи:

— Дипломат хренов!

Полковничиха, опираясь на мою руку, поданную ей с наводящей на меня самого тоску галантностью, указывала дорогу, громко сетуя на упадок нравов, царящий ныне в колониях. Я согласно кивал и поддакивал, получая после каждого кивка чувствительный щипок от скрытой под халатом начальницы. У меня сложилось отчётливое впечатление, что от дамы исходил могучий аромат Франции. Причём не столько духов, сколько доброго бренди.

По широкой мраморной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, закреплённой позолоченными перекладинами, мы взошли наверх. Коридор, ведущий в обе стороны от лестницы, поражал шириной и обилием затейливых украшений. Понятно, из-за чего вдову генерала Зака из дома выгнали!

— Вот, — указала хозяйка, — спальня Жана.

Просторная бело-золотая комната с высокими стрельчатыми окнами была стерильно чиста. В ней царил безобразный тоскливый порядок, могущий привести любого в глубокое уныние.

Сразу вспомнились вечно разбросанные игрушки и книги моих троих детей, одежда, оказывающаяся в самых невероятных местах, регулярно теряющиеся тапочки, отчего на ногах у кого-нибудь постоянно оказывались папины, вспомнилось, как наш кот с упоением точил когти о чей-то забытый посреди комнаты портфель. Может быть, у нас дома и бывало грязновато, но уж скучно-то точно никогда не было. Я мысленно пожалел несчастного мальчонку, вынужденного жить в такой безликой обстановке.