– Трудное чудо – вернуть воду в сухой колодец, но мы попробуем его сотворить, если моего брата Мерлина постигнет неудача. Брат Мерлин очень способный чародей, но его специальность – салонные фокусы, и здесь он может не добиться успеха; да, по всей вероятности, успеха он не добьется. Но в этом нет ничего для него постыдного, ибо человек, способный творить такие чудеса, может открыть отель.

– Отель? Я как будто не слыхал…

– Об отелях? Это то, что вы зовете постоялым двором. Человек, который может сотворить такое чудо, управится и с постоялым двором; это чудо мне по силам; я его сотворю; но не скрою от вас, что для того, чтобы сотворить это чудо, мне придется напрячь все свои чародейские способности до крайней степени.

– Уж кому-кому, а нашей монастырской братии это известно, ибо предание гласит, что в тот раз восстановление источника оказалось настолько трудным, что потребовало целый год. Как бы то ни было, мы будем молиться Богу и просить у него для вас успеха.

С деловой точки зрения удачная это была мысль – распространить слух, будто сотворить такое чудо очень трудно. Иногда самые незначительные вещи приобретают огромное значение благодаря рекламе. Этот монах был потрясен трудностью того, что мне предстояло совершить; он потрясет этим других. Через два дня сострадание ко мне станет всеобщим.

В полдень, возвращаясь домой, я встретил Сэнди. Она шла с осмотра отшельников. Я сказал:

– Я хочу сам их осмотреть. Сегодня среда. У них бывают утренние спектакли?

– Извините, сэр, о чем вы говорите?

– Утренние спектакли. У них открыто днем?

– У кого?

– У отшельников, конечно.

– Открыто?

– Ну да, открыто? Что же тут непонятного? Или они закрывают в полдень?

– Закрывают?

– Закрывают? Ну да, закрывают. Никогда не видал я такой тупицы; что ни скажи, ничего не понимает. Спрашиваю тебя самыми простыми словами: когда они закрывают лавочку? Когда они кончают игру? Когда они гасят свет?

– Закрывают лавочку, кончают…

– Ну все равно, хватит. Ты мне надоела. Ты не понимаешь самых простых вещей.

– Я была бы рада вам угодить, сэр, и я скорблю и горюю оттого, что угодить вам мне не удается, но я всего только простая дева, и меня ничему не учили, не окрестили меня с колыбели в глубоких водах познания, окропивших того, кто приобщился к самому благородному из таинств, того, на кого с благоговением взирают очи смиренных смертных, сознающих, что их невежество – лишь прообраз иных несовершенств, скорбя о которых люди облачаются во власяницу и посыпают пеплом горестей свои головы, и когда в мрак, окутывающий разум такого невежды, проникают такие золотые слова, исполненные высокой тайны, как, например, – закрыть лавочку, кончать игру, гасить огни, только милосердие Божие спасает невежду от того, чтобы не лопнуть от зависти к тому, чей разум способен вместить, а язык способен произнести столь величавые, благозвучные и чудесные речения, и путаница, возникающая в смиренном уме невежды, и неумение постигнуть божественное значение этих чудес проистекает не из тщеславия – оно искренне и правдиво, и вы должны понять, что оно – самая сущность благоговейного преклонения, никогда не проходящего и вполне вам известного, если вы изучили склад души моей и моего разума и поняли, что я не не хочу, а не могу, а раз не могу, то ничего не могу поделать, если бы и хотела, и не в нашей власти превратить хочу в могу, и потому я прошу вас, мой добрый господин и драгоценный лорд, быть снисходительным к моей вине и простить мне ее по доброте вашей и по вашему милосердию.