Одним словом, моя хваленая начальством выдержка, собрав чемодан, хлопнула дверью и даже не попрощалась, а злость обрушилась на свою собственную первопричину, которая стояла сейчас в нескольких шагах от меня, сверкая глазами, словно дикая кошка. Только что не шипела и не мотала из стороны в сторону хвостом, за неимением такового. Я же, наплевав на все приличия, принялся хамить в ответ. Всем своим поведением. Надоело.
— Тебе русским языком сказано – не отходи от остальных ни на шаг, – зло чеканя слова, зашипел ваш рассказчик. – Куда тебя несет, позволь поинтересоваться?! Хочешь сдохнуть – вперед, я тебя не держу, дело хозяйское. Но изволь вспомнить про ответственность. Если ты считаешь, что своей смертью принесешь миру пользу – эта твоя единственная разумная мысль за все время нашего общения. К примеру, лично я буду несказанно счастлив, когда ты перестанешь спускать на меня всех собак. Скатертью дорожка. Но прежде повторяю для особо одаренных машинистов бронепоезда вопрос: в какой стороне искать эту чертову дуру? Доступно излагаю, надеюсь?.. Ну? Молчишь. Наконец-то. Женщина с отключаемой речью – высшее чудо генной инженерии! Когда я закончу тут строить из себя радиоприемник, будь так любезна, показать место на карте, или хотя бы направление, пока твари не отгрызли твои прекрасные пальчики. Хотя, чувствую, толку от этого не будет ровным счетом никакого.
Я, разумеется, прекрасно осознаю, что здорово было воспользоваться человеком и вышвырнуть как мусор – но вовсе не обязательно при этом орать и огрызаться в круглосуточном режиме. Достаточно будет просто игнорировать. Или объяснить по человечески. Ясно, что тебе плевать на все мои чувства вместе взятые, – это я понял прекрасно, и прошу тебя дальше не стараться. Не нужно. А если я тебя так раздражаю – что же, потерпи немного, во имя того хорошего, – как мне показалось, – что между нами было, специально ради твоего душевного равновесия, постараюсь сдохнуть в следующем же рейде! Уж можешь не беспокоиться, тянуть не стану!
Я вдруг обнаружил, что задыхаюсь, а последние слова перешли в громкую резкую чеканку. Я не видел, как Лесли за спиной рванулась, было, ко мне, как ее остановил Обрез, жестом велев не вмешиваться, не видел, но почувствовал их движения. Я почти перестал замечать друзей, да и весь окружающий мир вместе с ними. Как самый последний эгоист. Меня, вообще, занимала исключительно собственная боль, лезвие, тяжело и медленно режущее душу. В жизни бы не подумал, что это так больно.
В жизни бы не подумал, что смогу кого-нибудь любить!