Ласточка подалась вперед, сцепила в замок побелевшие от холода пальцы. Она снова принялась мучить в кровь искусанные губы.
— Я хочу… не так. Я хочу по-другому. Хорошо. Спокойно. Как прежде.
Некуда идти. Негде оставаться.
Я обернулся.
— А домой ты не хочешь?
Она удивленно повернулась ко мне.
— Я дома, Дэннер.
Дыхание перехватило. Вот так вот жалко, совершенно по-дурацки перехватило глупое дыхание. И я отчего-то все еще спорил.
— Так ведь…
— Ты здесь, Дэннер. И я дома.
— Ласточка… – Заткнись ты уже, Селиванов, довольно… зачем это… – Ну, на что я тебе – такой? На что?.. Псих ненормальный. Дурак никчемный. Оборотень недоделанный. На что… – мою речь прервал ее поцелуй, но вопросы не унимались. – На что я тебе могу пригодиться? Да я всего-навсего…
— Замолчи, Дэннер. – Незнакомые стальные нотки в голосе будто выключили дурацкие вопросы. Ласточка прижалась ко мне. – Замолчи.
— Привет. А не промокнете?
Ласточка вскочила, разворачиваясь. Я распахнул глаза.
— Этерна… – будто сами собой прошептали губы. Имя, которое нельзя было называть.
Глаза вампира вспыхнули холодным белым огнем.
— Идем со мной, Дэннер. – Холодные костлявые пальцы впились в запястье, и я рванулся, но бестолку. Вампир оказался сильнее. Разумеется – я всего один день оборотень, а она уже несколько лет тварь. От ее пальцев тяжелым железом пополз холод, сердце заколотилось как бешеное. Дернув руку вторично, я, наконец, сообразил, что с тем же успехом могу останавливать руками разогнавшегося Ярополка.
— Отпусти его. – Щелкнул затвор – Ласточка вскинула винтовку. Поздно. Я назвал тварь по имени. Сердце уже заходилось в бешеном рваном ритме, будто старалось убежать от неминуемого ледяного железа. Я бы скорее руку себе из плеча выдернул, чем вырвался из этой хватки.
— Уходи! – выдохнул я. – Уходи, Ласточка! Скорее!
Оглушительно загремела очередь, пули рвали бескровную белую плоть, в клочья раздирали ветхое грязное платьице. Вампирша засмеялась и швырнула меня об асфальт. Перед глазами взорвались звездочки, а когда рассеялись, лицо твари оказалось совсем близко – алая кровь на белой коже, хищно изогнутые клыки и безумный огонь в глазах, которые я помню еще человеческими. Карими. Живыми…