– Вот тебе, уважаемый, за постой… Римскими монетами, надеюсь, не брезгуешь?

– От благородного человека – любые деньги приму, – смиренно произнес друид. – Ты не думай, уважаемый, я ведь не так просто у тебя серебришко это беру. В долг. Сейчас и расписку напишу. Сейчас…

– Да уж не надо!

– Нет, все-таки… Так уж положено среди нас, благородных.

Проворно достав откуда-то небольшой кусочек пергамента, гусиное перо и чернильницу с разведенной сажей, жрец ловко – видать, сказывался большой в подобных делах опыт – накидал греческими буквицами расписку, которую, приосанившись, торжественно вручил гостю:

– Вот!

Наверное, сейчас следовало поклониться, хотя бы слегка. Что Беторикс и проделал, стараясь не засмеяться – больно уж забавным оказался сей документ:

«Благородный Гарданий, сын Синемерга, друид, взял в долг у благородного всадника Кардомога, сына Аффигея, эдуя, сорок девять серебряных римских монет – сестерциев – кои обязуется вернуть на том свете по первому же требованию благороднейшего Кардомога».

Сию расписку следовало на собственных похоронах иметь при себе – иначе ж как потом на том свете денег допросишься?

– Ничего, благородный друид, сошло бы и так, без расписки… А кухарка твоя – славная! – гость уже с аппетитом уплетал зажаренного с дикими яблоками гуся – жирного и сладкого, заедая ковригой свежего пшеничного хлеба и запивая обильную трапезу изрядным количеством свежайшего пива. Все-таки умели галлы себя порадовать.

– У тебя что ж, уважаемый, кроме кухарки, никаких слуг совсем нет?

– Да приходят иногда, как позову… Не мои – вергобрета местного, Аркалиса – он сейчас из Алезии важных гостей встречает.

– Из Алезии?! – гладиатор всплеснул жирными руками. – Неужто самого?

– Его, – важно кивнул Гарданий. – Скажу тебе, возрождение Илексов – важное дело! И наш великий вождь – ты знаешь, о ком я – это хорошо понимает, хоть и из арвернов, а не эдуй, как мы.

– Эдуи, арверны… все мы – галлы.

– Ой, не скажи, друг мой, не скажи!

После третьей кружки – деревянной, тяжелой, голову такой пробить! – друид изрядно захмелел, что, впрочем, не являлось проступком у галлов, а скорее даже наоборот, являло собой некую удаль, как в любой российской деревне или быдловатом городе, стоит только местную молодежь у клуба послушать: а мы, мля, вчера, мля, пили, мля, все что горит… ого. Кароче, патом пашли такие бухие, идем такие, а тут менты, ну а мы… а я… а Леха, ну чо, видим, как бы – две козы, ничего такие козы, короче, как бы сняли их, потом еще выпили… че пили не помню, все, что горит…

Вот тут так же примерно. Чистые подростки.