— Волей Богини пришлось мне покинуть родные края. Потому и Чужаком назвался. Спускался по Большой реке из-за Дикой степи и на охоте не поделил добычу с рассомой. И на хуторе всего-то искал короткого приюта. Отдохнуть, подлечиться, поднабраться сил — рассома, таки, изрядно меня подрала. Ну и язык подучить…

— Но… — Гретта не сдержала удивления.

— Не из милости, смерды везде одинаковы. Я даже был готов забыть, что Шейн на меня напал и ограбил. Но получилось так как получилось.

«Легенда не хуже любой другой. И, практически, ни слова лжи. Одно плохо, какой же я попаданец без правильной ксивы! Раз даже на хутора Королевские Грамотки есть, то благородные что-то вроде Родовых Записей обязательно имеют. Зуб даю, что и смерды посчитаны, да записаны!

А по жизни… Меньше коситься будут. Пришлый придурок и вся недолга.»

— В ваших краях, верно, все по иному?

— Хорошо там, где нас нет, а жизнь от здешней не сильно розница, разве что рабов у нас не больно жалуют. Для свободных Королевский Суд и никак иначе. Должников с воровской мелочью, коль нажитого откупиться не хватает, дороги мостить до полного возмещения, прочим каторга на рудниках пока не искупят злодейства.

Уловив непроизвольное касание шеи невесело усмехнулся:

— Ваши мужики огребли за дело, но хутор мне совсем не с руки. Наворотил сгоряча, конечно, думал бабы матёрые, оглядитесь да и проживёте без жлобья на шее. А не получается никак…

— Нельзя их, никак нельзя из погреба, — зачастила Гретта взахлёб не замечая, что в перебой, — Григ он… он… всех изведет кто видел как его… И младший… Рэй его ненавидит, но сам ещё хуже, он слабак, всю жизнь брату в рот заглядывал…

Внезапно она отчаянно вцепилась мужчине в руку и с мольбой заглядывая в глаза попыталась соскользнуть в траву к его ногам.

— Сидеть!!! Совсем с ума посходили, чуть что на колени валитесь!

— Останься, Алекс! Возьми всё, только останься. Я тебе верней собаки буду. Я негодная рабыня… накажи, казни если… только не бросай… рабов… — она уже почти висела на Чужаке всхлипывая и захлебываясь вытекающими из глаз крупными слезами. Тот едва разбирал осколки последних слов, но хватило и этого.

— Рабыня? Я херею с вас дорогая редакция! Какая, Богиня тебя задери, рабыня! Я же порвал этот грёбаный ошейник! — Вцепившись женщине в плечи, он её вздернул и затряс так, что слёзы со щек полетели во все стороны, а всхлипывания сменились на стук зубов.