– Достаточно, – сказал уже приказным тоном. – Киснуть станешь в койке вечером. Встать, солдат! Смирна! Ты будешь выполнять приказ или станешь жалеть себя, хныча? Пошел! Вперед!

Я оттолкнул ненужные сейчас воспоминания и вернулся к рассказу.

– Если помните, сидение в качестве живых щитов почти два месяца продолжалось, пока мы наконец не вошли в Иран…

– И?

– Ну привыкли к друг другу, даже разговаривали. Вот он и высказал однажды удивление поведением местных властей. Похищение – это взятие без спроса не принадлежащего. Выходит воровство, а воровство строго запрещено Кораном.

Замолчал, тяну паузу.

– Давай уже, договаривай.

– Охранник посоветовался с муллой и тот запретил ему беседовать с заложниками.

– Хороший анекдот, – кивнул он. – Жизненный. Совмещение веры и практических деталей. Только ты не путай сладкое с теплым. Какие вы заложники? Задержаны по подозрению в похищении уважаемого человека и возможно убийстве. Судить вас станут по закону.

– Хе.

– Да брось, американец, будто у вас ни разу никому втихую не дают.

– Живи по уставу, завоюешь честь и славу.

– Больше не повторится, обещаю – он явно насмехался и не скрывал. – Намотаем по всем правилам на полную катушку, не волнуйся. Было бы желание. Не первый иностранец, пробующий нашу тюрьму и топчущий зону. Дай Аллах не последний.

– Иншалла,[107] – благочестиво отвечаю.

– Именно так!

Он повернул телефон ко мне и тоном уверенного в отсутствии отказа, предложил:

– Звони, дорогой.

– В посольство?

Абдулло игриво рассмеялся.

– Зернову в Душанбе. А хочешь, прямо в Москву Решетникову. Объясни ситуацию. И не делай глупостей, – нажал голосом, – какая тебе разница кто будет сидеть в кресле и какие иметь погоны в нашей стране.