Светлый фон

Из дневника командира «санационной» дивизии расквартированной в Омске:

Из дневника командира «санационной» дивизии расквартированной в Омске:

«Должен сказать спасибо господину Чапаеву за его заботу о моих подчиненных. Благодаря тренировкам по плаванию, которые он устраивал в полыньях Байкала и сибирских рек, мы смогли захватить себе морской транспорт, на котором сможем наконец покинуть Россию. Когда пароходы, до которых мы добрались вплавь, стали поднимать якоря и покидать рейд Владивостока, многие плакали. Плакал и я, не знаю почему, но мне захотелось остаться в России, ибо я уже привык к ее суровой природе и к людям. Ночью, когда мы уже вышли в море, мне снилась одноглазая белка, которую я кормил хлебными крошками с руки…»

«Должен сказать спасибо господину Чапаеву за его заботу о моих подчиненных. Благодаря тренировкам по плаванию, которые он устраивал в полыньях Байкала и сибирских рек, мы смогли захватить себе морской транспорт, на котором сможем наконец покинуть Россию. Когда пароходы, до которых мы добрались вплавь, стали поднимать якоря и покидать рейд Владивостока, многие плакали. Плакал и я, не знаю почему, но мне захотелось остаться в России, ибо я уже привык к ее суровой природе и к людям. Ночью, когда мы уже вышли в море, мне снилась одноглазая белка, которую я кормил хлебными крошками с руки…»

Глава 83. Осень 1920 года. Пенсне и Усы или политика, дело грязное

Глава 83. Осень 1920 года. Пенсне и Усы или политика, дело грязное

Попытка начала работы Учредительного собрания. Разброд и шатания, опасность новой войны. Интриги Сталина за военную диктатуру Корнилова сроком на десять лет. Победа сторонников Корнилова. Работа Берии по устранению недовольных.

Лавр Георгиевич знал, что в случае победы России этот момент наступит. Знал и всегда боялся. То, что сейчас происходило в Петрограде до боли напоминало ситуацию февраля семнадцатого года. Изо всяких щелей повыползали дремавшие до того времени политики и начинали потихоньку тянуть одеяло власти на себя, настаивая на продолжении демократических реформ, размахивая списками новых демократических свобод. Россия стала напоминать накренившийся броненосец после Цусимского боя — избитый, израненный, по броневой палубе которого опасно перекатывается вода, еще полградуса крен, еще поворот руля на градус или два, еще порыв ветра — и она перевернется вверх килем, рванут котлы и она камнем уйдет на дно вместе со всем экипажем. Он ненавидел всех этих глашатаев свободы, ибо понимал, что сейчас и не только сейчас а еще в течении нескольких лет нельзя отпускать вожжи и давать людям расслабиться. Дашь слабину, и Россия рассыплется на осколки, которые будут воевать друг с другом за какие-то свободы, которое обещало какое-то учредительное собрание. Обиднее всего было то, что многие из офицеров бывшей Белой Армии поддерживали идеи свободы. Странным же было то, что пролетарии, боровшиеся против рабства и угнетения, наоборот держали его сторону. Получался какой-то театр абсурда — люди образованные абсолютно не понимали сути происходящего, те же, кто имел три-четыре класса образования или не имел его вовсе — разбирались в сути происходящего. Однако даже Лавр Георгиевич был лучшим военным, нежели политиком и не до конца понимал того, что происходило в те дни в Петрограде. Он видел только внешнюю сторону происходящего, и видел ее сверху. Роковая для России ситуация семнадцатого года заключалась в том, что тогда проблемы пытались разрешить люди, которые умели говорить. Сейчас же кроме тех, кто говорил, рядом с властью оказались и те, кто не умел говорить, но умел делать. Но рядом с Корниловым был к счастью Генерал Глебовский, чья Контрразведка обладала полной информаций и эта информация была представлена и разъяснена.