То есть причины придумать для этого можно. Вот так с ходу: здесь почти сплошь тыловики к нормальному бою не приспособленные, хотя мы и с эсэсовцами справлялись, но только тогда, когда те попадали в засаду, а нас было больше. Ну, или столько же. Причина? Причина. Следующее: сейчас мы делаем то же, что и немцы на фронте, – концентрируем силы и бьем там, где нам выгодно. А почему прекратили получать противодействие? Тут, скорее всего, причин несколько: первая, смогли частично уничтожить, частично нейтрализовать те силы немцев, что они могут выделить конкретно на этот участок, вторая, противник, вероятно, считает, что сможет закончить войну в ближайшее время, оттого и концентрирует все силы против Москвы.

В чем-то они правы – закончи войну, и все наши потуги никому не нужны, но в то же время не могут же они не понимать, что потеря Москвы – это не конец войне. Странно и непонятно, а про непонятно я уже говорил. Ладно, не до того сейчас, позже попробую обмозговать.

Уходили тяжело нагруженными, даже мне достался какой-то мешок, точнее, я сам его взял. Старшина настойчиво предлагал и обратно на машине отправиться, но смысла в этом особого не было: за оставшееся темное время автомобили до базы отряда не дойдут, да мы на это и не надеялись, подготовив для них хорошее укрытие в болотах у Больших Жарцов. Знаток немецкого языка там был, так что автоколонну из четырех автомобилей спихнул на Тихвинского, а сам почапал с отрядом. Нет, конечно, чистого, хоть и слегка грязного, грузчика я изображать не пытался – в охранении от меня толку больше, потому и груз я только половину времени тащил, а вторую половину шастал по кустам, натаскивая к этой работе бойца из нового набора. Фамилия у него была Кушенко. Сам невысокий, худой и лопоухий, но утверждал, что лес знает. Вроде и правда в лесу не первый раз – в муравейник не залез ни разу и о деревья головой не стучится, но ходить нормально все одно не умеет, смотреть тоже, но орел. Так и хотелось двинуть в ухо, когда он в третий раз, невзирая на приказ молчать, полез с вопросами, хорошо хоть шепотом. С кем приходится работать!

Уходили опять четырьмя разными маршрутами. Наша колонна к рассвету сделала километров десять, но ноги все еле таскали. На привал расположились в редком лесочке. Только расставил посты и вернулся к основному отряду – рухнул как подрубленный.

Девушке, на первый взгляд, было лет восемнадцать. Одета она была в белоснежный сарафан, отороченный поверху и понизу крупным красным рисунком. Рукава были украшены подобным же узором, но только рисунок был мельче. Длинная русая коса, переброшенная на грудь, спускалась почти до колен, на голове же красовался венок, сплетенный из крупных белых и красных цветов. Только внимательно взглянув в ее глубокие голубые глаза, заодно заметив мелкие морщинки возле них, можно было догадаться, что женщина старше. Вот только на сколько, понять нельзя.