Старик застыл на месте, глядя на смятый окурок Голуаза, прямо таки нагло лежащий на дорожке. Потом – обреченно и в то же время спокойно – поднял глаза, осмотрелся по сторонам.

– Давайте, чего там… – сказал он.

За кустами – раздался хохот, потом с треском – раздались в сторону ветки, и на дорожку – вылез пожилой, полноватый господин с оставшимися у него с тех еще времен грустными, меланхолическими, студенческими глазами.

– А, Брут? Как я тебя? Испугался, а?

Человек, кличка которого была Брут в честь убийцы Юлия Цезаря – смиренно посмотрел на старого друга.

– Чего смеешься, Боренька. Нет тут смешного…

* * *

– Тебя… призраки не беспокоят… в доме в этом? – участливо спросил Савинков.

– Призраки, призраки… С чего им меня беспокоить.

– Да уж. Тебя даже призраки боятся.

– А чего им меня боятся? – вдруг спросил старик.

Даже Савинков, сам отправивший на тот свет не меньше двухсот человек – вздрогнул от этого вопроса, с таким искренним недоумением он был задан.

– Я человек мирный… зла не делаю. Природу люблю, рисую вот. Чего им меня боятся? А что до того было… дак то, Боренька бред и неправда. Человек… это такое зловредное существо, Боренька, что тот, кто его с глаз долой уберет, тот только ли не услугу окажет. Видишь, красота тут какая? А там – посмотри…

Савинков поднял голову, чтобы посмотреть на мостящиеся вдали дымы высоченных труб.

– Я тут… поговорить приехал.

– Так говори… чего ж молчишь. Али стесняешься как красна девица, Говори, небось, я много всего слышал…

– Дело у нас есть. На Востоке. Большое.

– Большое? – иронически переспросил старик.

– Нефть там. Столько, что и не счесть. Пока все в секрете держат, даже не бурят больше. Добывают кое-как, впотаек. Если открыть, сколько ее там – война будет. Сразу же.

– Ну так и воюйте. Мне то чего… я стар для таких дел. Или надо Георга… в лучший мир отправить? Так – так бы и сказал.