Герман нехотя повиновался.

— Так-то лучше. Чертовы «двадцать первые»! Ненавижу… сука…

Сзади послышался звук отпираемой двери камеры и последующий за ним громкий скрип.

— Заходим. По одному. Илай… Локо… Мозес… тупой амбал…

Я вошел в камеру последним, получив напоследок очередной увесистый пинок.

— Жрать будете утром. А до тех пор спокойной ночи. И чтобы ни звука!

Бум!

Дверь громко захлопнулась.

Я поднялся с пола и осмотрелся по сторонам. Внутри было темно. Всего одна тускло светящаяся лампа на дюжину коек, половина из которых была занята.

— О! Здорово отец! — болезненно улыбнулся Мозес, заприметив в углу знакомый силуэт.

— Какой я тебе отец, придурок? — недовольно проворчал Гундахар — Ты себя в зеркало видел?

— Ваше благородие — кивнул я — Ты как здесь оказался?

— Благодаря твоей беспросветной тупости, Вайоми. Лишь полнейший кретин мог додуматься освободить меня в центре города. Меня! Бывшего генерала армии нежити Рамнагора! Да меня тут каждая собака хочет либо навсегда упечь в темницу, либо казнить!

— Что ж, в таком случае можешь не благодарить — я аккуратно присел рядом с игвом — И вообще, я рад тебя видеть.

— Толку-то, все равно сдохнем.

— Спокойно, ваше благородие, никто не сдохнет.