— Когда ты отправляешься?

Лео пожал массивными руками.

— Когда беложопые пойдут в контратаку. Мы не можем устоять против армии; я это знаю. Когда они сделают свой ход, я сделаю свой.

— Ты собираешься оставить своих людей драться и умирать здесь, пока сам спасаешься бегством? — спросил Дэвид.

— Чертовски верно. Новых солдат мы всегда сумеем достать, Это несложно. Но вождей надо беречь. Их нельзя заменить.

— Но… — Дэвид развел руки, охватывая затемненный город. — Какой же был смысл во всем этом? В убийствах, терроре, разрушениях… какой в них смысл?

— Показать беложопым, что мы можем добраться до них, — ответил Лео. — Показать им, что мы можем разорвать на части всю страну, если они не дадут нам того, чего мы хотим.

— Это — революция, — добавила Бхаджат, — истинная революция. Какой был смысл в Банкер Хилле или в Лексингтоне и Конкорде, в Американской Революции?

— Первой Американской революции, — поправил Лео. — Вы только что видели первые выстрелы Второй Американской революции.

Дэвид опустился на одну из покрытых пластиком скамей катера.

— Все это так бесплодно. Вы убиваете белых для того, чтобы они прислали свою армию убивать черных.

— Да, и когда они это сделают, всем небелым США придется выбирать, на чьей они стороне. И они будут на нашей стороне, все до одного. Иного выбора нет.

— Сама американская армия состоит по большей части из небелых, так ведь? — спросила Бхаджат.

— Да. Какие, по-твоему, они будут испытывать чувства, когда им прикажут стереть с лица Земли целые городские кварталы?

Дэвид почувствовал, что у него голова пошла кругом.

— Это же только кровь. Кровь, кровь и еще раз кровь. Должен же быть лучший способ.

— Дерево свободы надо время от времени поливать свежей кровью тиранов и патриотов, — напомнила ему Бхаджат. — Так писал Томас Джефферсон.

— Он также писал, — добавил Лео, — что все люди созданы равными — а не только беложопые.

Но Дэвид продолжал возражать.

— Нельзя построить лучший мир, уничтожая тот, что есть. Чем вы его замените?