– Он почти ребенок…

– Да что ты, – издевательски проговорил Зык-Олла. И шепотом добавил: – А вдруг это и вправду он убил нашего короля? Или не он – так его наставник…

– Попридержи язык, – испуганно сказала женщина. Стук в калитку заставил их замолчать. Они застыли, не в силах сделать ни шага, скованные ледяным страхом. Стук повторился, и Зык-Олла, как завороженный, шевельнул подбородком: иди, мол, открывай. Она еще не верила – сознание слабо цеплялось за надежду: вдруг пронесет – но тут постучали в третий раз, громче и настойчивее.

– Ну, что стоишь, – прошипел муж.

Не глядя на него, она подошла к двери и помертвевшими пальцами отворила засов. На пороге показалась чумазая девочка в коротенькой рубашонке, войлочных башмаках. Ей было лет пять или шесть, не больше.

– Что тебе, Тагпа? – спросила женщина с облегчением.

Девчушка озадаченно нахмурилась и выпалила:

– Сестра лежит больная. Просила две горсточки риса… Нам раньше давал сосед, у которого лавка. Но его убили сегодня утром. Я сама видела: лежит весь в крови, на лбу вот такая рана (она со сладострастием раздвинула руки – получалось, что орудие убийства во много раз превосходило размером голову). И не дышит. Сестра заплакала и запретила мне ходить туда, велела постирать рубаху, у нас за домом ручей, ну вы знаете…

– Что ж ты не постирала?

– Да постирала. Видите, еще мокрая.

– Замерзла небось?

– Не-ет, я бегом… Только вода в ручье стала какая-то грязная. Не отстиралась моя рубашка…

– На, держи свой рис… Да поменьше бегай одна!

– Ох, спасибо вам.

– Пронесло, кажется, – одними губами прошептал Зык-Олла; когда девочка убежала прочь. – А про монаха в случае чего и думать забудь. Не было здесь никого, вот и все.

Чонга схватили на выезде из Лхассы и бросили в сырой каменный мешок, забранный сверху решеткой.

Он был здесь уже много дней. Сначала он пытался считать их, но вскоре сбился.

Казалось, минуло уже много лет, и много лет глаза, привыкшие к вечному полумраку, созерцали серые влажные стены и ничего более – кусочек зарешеченного неба светился сверху, как слабое напоминание о внешнем мире… Плевать на внешний мир. Так хорошо… Так спокойно.

А потом вдруг что-то изменилось. Вернее, не изменилось ничего: не колыхнулся воздух, не скрипнула дверь, не зашуршала гнилая солома на полу. Но когда Чонг поднял взгляд, то увидел человека.