Он смутно помнил то, что произошло. Казалось, минуло уже много лет, и много лет глаза, привыкшие к вечному полумраку, созерцали серые влажные стены и ничего более – кусочек зарешеченного неба светился сверху, как слабое напоминание о внешнем мире… Плевать на внешний мир. Так хорошо… Так спокойно.

– Вы опять здесь?

– Колесников молча кивнул. И того и другого их общение перестало удивлять – раз такое чудо происходит, значит, это кому-нибудь нужно.

– Меня приговорили к смерти, – сказал Чонг.

– Тебе страшно?

Он немного подумал.

– Страшно. Конечно, я знаю, что не должен бояться… Но все равно.

Игорь Иванович увидел вдруг слезы в глазах монаха. Чонг сидел неподвижно, и слезы прозрачной струйкой катились вниз по щеке, и щека была гладкая, юношеская, с ещё нежной кожей, и ни солнце, ни ветры, гуляющие в горах, не смогли ничего сделать с ней.

– Я хотел говорить с Буддой, – прошептал Чонг. – Он видит всё… Все, что творится вокруг и в наших душах. Может быть, он сказал бы мне почему… А вы? Зачем вы здесь? Я вас не звал.

– Не знаю, – пробормотал тот. – Если не ты – значит, кто-то другой…

Он подошел к Чонгу и схватил его за плечо, увидев, как рука со скрюченными пальцами прошла сквозь плечо («Ну да, какая же это плоть? Все сгнило, стало тленом мироздания, меня кто-то упорно заставляет оправдывать призрак…»).

– Послушай, – умоляюще сказал он. – Ну пусть не ты переносишь меня сюда… Но мне некого больше просить… Отпусти меня! Очень прошу, заклинаю! У меня дочь попала в беду. Я должен быть там.

– Дочь?

Что-то в лице монаха промелькнуло, будто судорога прошла.

– Сколько лет вашей дочери?

– Скоро пятнадцать.

– Пятнадцать, – эхом отозвался он. – Мне кажется, я видел её недавно, во сне… или это был не сон. У неё большие серые глаза и длинные светлые волосы, заплетенные в косу. Наши женщины заплетают множество тонких косичек, чем их больше, тем красивее. Но у вашей дочери только одна коса? И прекрасные глаза, а на них какие-то блестящие стекла, вроде украшений…

– Что она делала? – спросил Игорь Иванович.

– Она играла на флейте. Он покачал годовой.

– Это не Алена. Ты видел во сне другую девочку.