Опустившись на колени, он осторожно перевернул человека на спину и подложил ему под голову свой плащ (вернее, то, что когда-то было плащом). Теперь он разглядел, что перед ним совсем молодой парень, лет семнадцати, не больше. Темный пушок только-только начал пробиваться над верхней губой, кожа на бледном лице еще не загрубела, была нежной, почти девичьей. Однако под изорванной одеждой явственно проступали крепкие мышцы: в мальчишке угадывался закаленный воин. К поясу были прикреплены ножны от тяжелого метательного кинжала и тул, предназначенный для коротких арбалетных стрел. И тул, и ножны были пусты. Йаланд посмотрел на крохотные розовые пузырьки, лопавшиеся у раненого в уголках губ при дыхании, переглянулся с Иргой и с грустью покачал головой. Незнакомец не выживет.

Меж тем тот приоткрыл глаза – зрачки были подернуты белесой дымкой. Он еще держался на зыбкой грани, но это было ненадолго.

– Ты можешь говорить? – спросил Йаланд. – Кто ты?

Незнакомец пошевелил губами.

– Передайте Хранительнице…

– Кому?

– Передайте Хранительнице, – более внятно прошептал человек. – Мы не смогли остановить его… Она ошиблась. Это не князь Олег, это…

Юноша шептал все тише и бессвязнее, и Йаланд сначала опустился на корточки, потом и вовсе прилег рядом, стараясь расслышать, – ему очень важно было расслышать, о чем говорил незнакомец. Почему – он и сам себе не мог объяснить.

– Да, досталось твоему отцу, – протянул Патраш Мокроступ. – Как он сумел еще и четверых положить…

Ольгес не слушал. Он дежурил у постели Йаланда уже несколько дней – сам готовил еду и кормил его с ложечки, будто малого ребенка, колдовал над целебными отварами, прикладывал пучки трав, перевязанные магическими узлами, к страшным ранам на теле. Молился ночами светлым богиням – хранительницам Жизни, Модяве и Ведяве, принеся в жертву белого петуха и рисуя древние знаки его кровью на полу, возле постели больного. Измучившись за день, он нередко тут же и засыпал, возле отца, прямо на полу, прислонившись головой к лавке. Но и тогда тревога не оставляла его – сны были странные, будоражащие… То он в каком-то неведомом мире, посреди огромного зала с прозрачными стенами, где его окружали люди в белых ниспадающих одеждах, то он крался куда-то вверх по темной лестнице, мимо загаженного подоконника – впереди была дверь, обитая кожзаменителем, и маленький коврик перед ней, пропахший кошками.

(Напарник вжался в стену сбоку от двери, подняв пистолет в обеих руках дулом кверху, справа от себя, гротескно застыл на полусогнутых, кивнул… Второй постучал, тут же отпрянул, потом – еще раз, настойчивее. Пожал плечами, сделал несколько знаков на языке глухонемых, осторожно, двумя пальцами, коснулся дверной ручки, тут же присел на корточки, чувствуя у виска ствол пистолета: напарник страховал из-за плеча…)