На этот раз отпущенного судьбой времени фатально, драматически не хватило – уличные столкновения начались еще до рассвета – слишком странно, слишком быстро. И, главное – бесцельно и без видимых причин. О массовых преднамеренных пси-наводках почти никто не подумал. Растерянные полицейские метались, безуспешно пытаясь если не исправить, то хотя бы понять ситуацию. И гибли. Распахнулись двери домов, люди, сами не зная, зачем, высыпали из баров, разрозненные кучки хулиганов быстро обрастали помощниками, в серой предрассветной мгле били стекла, врывались в дома предместий, выволакивая наружу сонных хозяев. В ответ грянули первые выстрелы.

Серый рассвет занимался над неспокойным городом.

Неестественная скорость, с которой вырвавшаяся из-под пси-наблюдения уличная толпа становилась ревущим, неуправляемым зверем, должна была насторожить любого. Этого не произошло по смехотворной причине, коренившейся именно в прославленной и привычной надежности Системы – никто не знал, чем может быть чревато ее разрушение.

Искусственное происхождение беспорядков сделалось очевидным лишь несколько часов спустя – когда обезумевшие под прицельными пси-наводками люди уже рвались в административные кварталы Порт-Калинуса. Город оказался беззащитным, пси-шлемы не пользовались успехом у франтоватых граждан столицы – они нашлись едва ли у каждого десятого. Поднятые по тревоге части жандармерии пошли в бой, едва защитившись легкими касками, их смяли почти мгновенно, чудом вырвавшийся из человеческой мясорубки лейтенант плакал, размазывая слезы и кровь по копоти, запятнавшей щеки.

– Они лезут на излучатели! Они сошли с ума!

К вечеру следующего дня Порт-Калинус корчился – полыхали, испуская жирный чад, перевернутые машины, хрусткие обломки витринного стекла усеяли цветную плитку мостовой. Остатки потрепанной жандармерии, экипировавшись детекторами и тяжелой пси-броней, тщетно пытались захватить неуловимых сенсов – вожаки бунта к славе не стремились и чаще всего умели прятать концы в воду. Кого-то били обезумевшие горожане. Кое-кого расстреливали на месте солдаты. Уцелевшие участки полнились арестованными – избитые люди, скученные в тесных помещениях, страдали от духоты и жажды, стонали, бранились, проклинали и власти, и мятежных псиоников. Узники сидели на полу вплотную, плечо к плечу, локоть в локоть – невозможно было не то, что лечь, но даже вытянуть ноги. Запах в арестантской стоял такой, что даже далекие от эстетики стражи порядка предпочитали с крепкой сигаретой в зубах коротать тревожные часы на улице.