Однако кроме него некому. Если бы Кинг был здоров!

— Ах, если бы Кинг был здоров, — Мягкий, сочувствующий голос, такой сочувствующий, что злость брала.

В последние дни эта его привычка стала раздражать Гота. Зверь исчезал и появлялся слишком неожиданно. И незаметно. Тенью из глубоких ночных теней. Призраком — в сумерках. Слепящим маревом в самый разгар дня. Вот и сейчас соткался из полутьмы и яркого света в дверях ангара.

Гот вдруг услышал тишину. Снаружи доносились голоса, там снаряжались грузовые вертолеты, которые должны были доставить детали паутины к двигателю. Там были люди. Там был свет. А здесь, в ангаре, тихо. Два человека и машины.

Спящие?

Зверь обошел майора. На миг солнце осветило его лицо. Снова улыбка. Усмешка.

Насмешка.

— Мысль не лишена приятности. От меня будет больше пользы в кратере, а с компьютером лучше справится Кинг. Да и ты перестанешь оглядываться через плечо: когда же Зверь займется устранением свидетеля?

Насквозь видит. И вызывающе демонстрирует это. Хотя что там особо видеть? Мысли Гота сейчас полностью в рамки Зверя укладываются. И это тоже раздражает.

— Кинг болен.

«И ты прекрасно знаешь об этом. Так какого черта?! Хочешь лишний раз подчеркнуть свою незаменимость? Я прекрасно осознаю ее, и тебе совершенно незачем портить мне настроение… сержант».

— Я могу вылечить его. Мне потребуется время на то, чтобы проверить безопасность ущелья, куда будет перенесен лагерь…

— Ты можешь… что?

— Хм, майор, раньше за тобой не водилось привычки перебивать.

Бешенство доходит до критической точки. До предела. Зверь знает, где предел. Лучше самого Гота знает Он специально делает это: выводит из себя. Зачем?

— Я могу вылечить Кинга.

— Но? — вопросительно уточнил Дитрих. Внешне спокойно, хотя мало толку от напускного спокойствия в разговоре со Зверем.

— Никаких «но». Я просто пришел сказать тебе, что могу вылечить Кинга.