Не верит. В это не верит. Но не остановится, даже когда поймет, что все кончено и сделать ничего нельзя. Спасти, в первую очередь, не себя — спасти тех, кто остается. Ответственность. За двадцать чужих жизней. Только потому, что он командует ими? Сила обязывает?

Как это?

Сила дает право. Право убивать. Право жить. Право решать, кто умрет сейчас, а кто позже. Сила не может обязывать ни к чему. Вот если найдется кто-то сильнее и сможет заставить, используя твою силу в своих целях… Но когда находится кто-то сильнее, ты перестаешь быть сильным.

Обязывает слабость.

Готу доступно больше, чем Зверю. Означает ли это, что Гот сильнее? Он главный, это так. Вопрос в том, остается ли он главным потому, что существует обоюдная договоренность, или же все дело в его силе?

А есть разница?

Вообще-то да. А еще есть двойственное чувство. И катится шарик по лабиринту. Катится к развилке: жизнь — смерть. Сила дает право решать. Оно у Гота есть, это право. Гот колеблется сейчас. Зверь нужен ему, Зверь полезен, от Зверя зависит, управятся ли люди за двенадцать дней, или затянется работа на месяц, или не будет закончена вообще.

Зверь опасен. Что взбредет в голову убийце? И как верить ему? Таким не верят, таких убивают. Не задумываясь.

Что-то еще есть — не разглядеть. Раньше пользовался этим «что-то» машинально, походя. Оно, это непонятное, у большинства людей самый надежный рычажок. С его помощью человеком можно вертеть, как заблагорассудится. А сейчас… получится, конечно, чего уж там, было бы желание, и… и не хочется ведь. Потому что нельзя.

Не разглядеть, только почувствовать можно: сомнения и чувство вины. Так это у людей называется: чувство вины.

Гот говорит: я верю тебе, Зверь. Гот думает: я хотел бы тебе верить, но таким, как ты, верить нельзя. Он ведь правильно думает, почему же чувствует себя виноватым?

Как это?

Причины не важны. Важен результат. И катится шарик к развилке, а ты, Зверь, ты, мастер-кукловод, до сих пор не знаешь, что же будет в конце пути: жизнь или смерть.

Магистр когда-то вбил себе в голову, что больше всего силы в тех людях, которые отличаются от других. Он прав был. Магистр вообще часто оказывался прав. Он выложил тогда список, где были врачи, художники, музыканты, политики, даже парочка поэтов… не столь уж большой список, надо заметить. Выбирай, Зверь.

Зверь выбирал. На каждого ушло по две недели, а в общей сложности — чуть меньше года. Он видел их всех. Говорил со всеми. Становился всеми по очереди. Далеко не все, кто был в списке, действительно отличались от других. Просто громкие имена, раскрашенные пустышки. Их убивать не имело смысла, потому что шума поднялось бы много, а толку — не больше чем от любой другой жертвы. Тех же, кто действительно стоил смерти, Зверь убивать отказался. Они не были пищей.