— Ее-то за что?! — рявкнул Зверь в полный голос. Пластикат громко треснул, но не сломался. Дверь подалась сразу на полсантиметра. А там, снаружи, Гот уже готовил к старту один из вертолетов.

Уже?

Осталось всего пять часов.

Но если «Мурена»… Значит, умирать нельзя. Никак нельзя. Нужно успеть, обязательно нужно успеть открыть дверь до взрыва, до того, как плато превратится в выжженную пустошь. Это со своей жизнью можно играть, как заблагорассудится, а за чужую надо отвечать. Ведь сам сделал все, чтобы эта жизнь себя осознала.

Сил не прибавилось. Но азарт сменился злостью. Тупым, нерассуждающим бешенством. Не успеть? Хрен там! Крутись как хочешь, Зверь, но выбраться из клетки ты обязан. И, кстати, забудь о пяти часах. На то, чтобы подготовить машину к взлету, нужно не меньше пятнадцати минут. Это при самом лучшем раскладе, при наличии команды техников, при… У тебя на это уйдет минут сорок. Может быть, тридцать

Весело тебе?

Нет?

Странно.

— Пойдем, — приказал Гот, появляясь в дверях.

Пижон даже не взглянул в его сторону, покрасневшие глаза не отрывались от тусклых лампочек-индикаторов, рука мертво лежала на кнопке.

— Сержант Хайруллин!

— Да!

Рефлексы сработали, Азат поднялся на ноги. Вытянулся. — Вперед. — Гот кивнул на дверь. — Полетишь сомной, Потом отведешь вертолет в новый лагерь.

— А я как же… — Пижон посмотрел на индикаторы, на Гота, снова перевел взгляд на лампы.

— Забудь. — Гот принюхался, поморщился брезгливо. — Он без тебя сдохнет.

Вертолет был уже готов к вылету. Пижон, моргая от яркого света, долго возился с ремнями, в конце концов кое как пристегнулся и тут же заснул, даже не подключившись к рации. Гот толкнул его локтем. Поднял машину в воздух. Пижон не просыпался. Пришлось применить силу.

В черных глазах, затянутых мелкой сеткой лопнувших сосудов, была смертная усталость, но майор не почувствовал и намека на жалость. Сам удивляясь собственной жестокости, он поднял лицевой щиток и прорычал:

— Шлемофон подключи!

Пижон кивнул. Зашарил руками. То ли не помнил, как это делается, то ли вообще уже ничего не соображал. «Не посадит ведь машину», — подумалось мимолетно. Пижон сочувствия не вызывал, но вертолет было жалко.