Полотна были самые разные.

Поселок, тоскующий по людям, как потерявшийся пес. Портреты волков. Они, что, и вправду такие, эти твари? Вот морда удивленная. А у этого щенка в глазах восторг, как раз щенячий, и из пасти задушенная мышь свисает. Поймал, дурак, и радуется. Этот, в шрамах весь, зевает задумчиво. Чего их рисовать, спрашивается? Волки они волки и есть.

От пейзажей Николай Степанович лишь поморщился недоуменно. Скукотища! Красиво, конечно. Небо вот. Холмы разноцветные. Зверь здесь тоже в мае бывал, пора цветения к этому времени еще не заканчивается. Красиво. И что? Пользы с этой красоты — разве что после обеда полюбоваться. Для улучшения пищеварения. Говорят, помогает.

Ну так где эти клятые волки?

Бросив разглядывать картины, генерал сосредоточился на приказе.

— Ко мне! — пробормотал он, усмехнувшись. Разумеется, сформулировать приказ словами было невозможно, но отчего не попробовать? Не получилось? И не надо.

Он успел оторвать лапы аж четырем паукам, прежде чем первые тени мелькнули за разбитыми воротами.

Бросив последнюю жертву беспомощно крутиться на полу, цепляясь за полированное дерево двумя левыми ногами. Николай Степанович присел на подоконник.

Он наблюдал.

Волки входили во двор. Кто-то — через разбитые ворота. Кто-то — лапой толкая незапертую калитку. Кто-то просто перемахивал через низкую ограду. Красиво так. Бесшумно. Стремительно.

Волки входили во двор. Входили. Входили. Входили. Их было очень много. Те, кому не хватило места, окружали дом снаружи, оставались за дощатым забором.

Волки молчали.

Николай Степанович думал почему-то, что они будут хотя бы громко дышать, вывалив языки. На портретах, сделанных Зверем, таких хватало. Еще генерал ожидал, что волки начнут чесаться — у них ведь блохи должны быть. Они же дикие. Волки, в смысле. Да и блохи, если уж на то пошло. Еще твари должны были бы рычать, или скулить, или лаять… ну, хоть какие-нибудь звуки издавать! Не бывает так, чтобы животные просто молчали. И даже дышали бесшумно.

А еще… Николай Степанович не очень отчетливо представлял себе, каково это — власть над огромной стаей хищников. Собственно, он потому и отправился сюда, что очень хотел составить такое представление. В общем, ему почему-то казалось, что ощущение будет приятным, захватывающим, может быть. Ну, хоть каким-нибудь. На деле же генерал ничего не чувствовал. Он сам по себе. Волки сами по себе. Окно открыто. Низкое окно. Волчьи морды почти на уровне колен. Глаза у них какие внимательные…

Странно это. Зверь опять наврал. На сей раз — в портретах. Где он в этих желтых буркалах умудрился разглядеть обожание, ехидство, хитрость, удивление, ленивое добродушие? Где? Где хоть проблеск разума?!